— Соня… — прошептала я. — Как же Соня?
— Забудь о ней, — зло выплюнул он.
Мне подумалось, что я поняла что-то не так. Вроде бы услышала его, но…
— Забыть? — шёпотом переспросила я, заставив себя окончательно открыть глаза.
— Ребёнок мне нужен был для статуса, Дарина, — проговорил Эдуард всё так же зло.
— Но она твоя…
— Мне не нужны дети, — оборвал он меня жёстко. Одарил быстрым взглядом. — Мне нужна только ты. Девчонка меня не волнует.
— Я? — на глаза опять навернулись слёзы. Ребёнок, которого он растил с самого рождения, ребёнок, который называл его папой… Его родная дочь. Он всегда был холоден с ней, но, чтобы так… Ему нужна я? — Тебе нужна я, и поэтому ты отправил меня тогда к Демьяну, да?
Уголок его губ нервно дёрнулся, пальцы сжались на руле. Возникшая в салоне тишина была такой нехорошей, что у меня зашумело в ушах.
— Так было нужно, — сухо выговорил Эдуард, не отводя от дороги взгляда. Глаза его потемнели. За это время он похудел, и от этого черты лица стали резкими. — Я это сделал не по своей воле, Дарина.
— А по чьей? — мой голос дрогнул.
Он не ответил, всё так же смотрел вперёд, и только уголок его поджатых губ снова дёрнулся — нервно, цинично и самодовольно.
— Эдуард…
Я поспешно отогнала ворвавшуюся в свинцовую тяжесть мысль. Демьян… Пусть он и привык подчинять себе всё и вся, так бы он не поступил. Это не в его правилах. Вот только… Что я знаю о том, что в его правилах, а что нет?
Как я ни пыталась избавиться от закравшихся сомнений, где-то в глубине остался неприятный след. Тошнота стала сильнее. Нет! Я слишком хорошо знала Эдика: это его молчание, призванное вселить в меня неуверенность, заставить нервничать.
— А ты не догадываешься? — нехотя отозвался он.
— Не догадываюсь.
Вдоль обочины замелькали фонари, и свет их резанул по глазам. Вспышка головной боли вызвала новый приступ тошноты.
— Догадываешься, — презрительно, немного растянув слово, ответил Эдик. — Ты всегда была глуповатой, Дарина. Но не настолько.
— Открой окно, — не желая слушать его, попросила я, понимая, что мне становится всё хуже.
Непослушными пальцами расстегнула пальто, но воздуха по-прежнему не хватало.
Не слушать его. Главное — не слушать.
— Мне плохо, — сглотнула слюну. Мне действительно было плохо: от мельтешения огоньков за окном, от запаха, наполнявшего салон, от его близости и той дряни, что он вколол мне. — Пожалуйста, открой окно, Эдуард.