— Вообще-то, разница есть, и она довольно существенная, — я
поправил перевязь и вытащил меч, по лезвию которого пробежало
несколько голубоватых искр. — Если ты будешь идти, стискивая зубы,
то есть очень большой шанс, что находящиеся там твари тебя не
услышат, и ты в итоге останешься в живых. Как тебе такая
перспектива? — Конор насупился, но ничего не сказал. Он боится, и
это совершенно нормальная реакция. Я сам боюсь, так что требовать
смелости в подобной ситуации с хрупкой девушки, и этого паренька —
не самое мудрое решение. — Идем, здесь все равно ничего полезного
не высидим, а то, что мы встретили двух чвыр в том комплексе, чем
бы он не являлся в древности, говорит о том, что эти милые зверушки
сюда иногда забредают, а это ничего хорошего нам не принесет в
любом случае.
Я шел впереди нашего маленького отряда, который заметно поредел
с гибелью Вольфа. Как бы я не стремился не предавать этой гибели
слишком много значения, осознание того, что рыцарь был еще совсем
мальчишкой, ненамного старше Конора, никак не хотело оставлять
меня. Почему я не удержал его от той самоубийственной атаки? Почему
изначально не приказал держаться у меня за спиной и прикрывать
принцессу? Кроме сожаления пришли совершенно неуместные мысли о
том, что я на самом деле хреновый командир, что, возглавь я армию,
то повел бы их за собой к бесславной гибели...
Стоп. Что это за мысли такие пораженческие? Я не помню, чтобы
меня когда-нибудь посещало нечто подобное. Даже в самые плохие
моменты своей жизни я не сомневался в одном — в своей квалификации.
Да, возможно ее было недостаточно для того, чтобы встать во главе
армии, но скрытые операции малыми группами — это было то, чем я
занимался очень много лет. Точнее, не я, а майор Вяземский... Черт,
я опять запутался в определение того, кого во мне все же больше:
майора или принца Бертрана? Так, опять эти мысли, словно кто-то
специально настраивает меня на поражение, а то и подталкивая
к...
— Эва, что это за дрянь лезет ко мне в башку и чуть ли не
заставляет петлю на шею накинуть? — я сжал рукоять меча так,
что один из камней впился в коду на ладони. Сильная, резкая боль
заставила меня заскрипеть зубами и прийти в себя настолько, чтобы
понять — на меня кто-то или что-то влияет. И очень может быть, что
та депрессивная муть, нахлынувшая на нас после того как мы
выбрались из крематория, была вовсе не случайной и не реакцией на
гибель Вольфа, просто все навалилось сразу и я не сумел вовремя
распознать, что происходит.