Тихо-тихо Цемент напел:
Я светлый Аман променял
На клятву папеньки родного.
Я б камни эти в рот сношал,
Когда б не данное мной
слово.*
Айфе кинула в него яблоком. Дунадан пристроил на
коленях гитару. Задумался. Ира тоже подумала и пересела на соседнюю
полку, к Владу. Чтобы не мешать Дунадану играть, конечно. А теплые
руки, обнявшие ее за талию, – так, приятный
бонус.
– Что ж петь-то, если без треша? – спросил Дима у
верхней полки. Распустил и стянул заново короткий пучок волос.
Почесал нос. И, наконец, тронул струны, запел ясным, сильным
голосом, не очень вяжущимся с его обычным грубоватым
говором:
Последний бой у старой цитадели,
У башни, что нависла над обрывом,
Собрались те, кто в битве уцелели,
И попрощались молча, торопливо.
И на краю, спиной упершись в небо,
Плечом к плечу в свой строй последний
встали,
И друг за другом уходили в небыль,
Неся кровавый росчерк острой
стали.
Колеса поезда стучали, Дима пел, мимо плыли поля и
перелески. Обжигающее «по глоточку» пошло на третий круг. Ирка
положила голову на плечо Владу. Она видела его лицо – мужественный
подбородок, губы сжаты, словно он был уже отчасти где-то не здесь,
а в другой реальности, нездешней и грозной. Таким Ирка Влада не
видела никогда.
В качестве вестницы наступившего утра Светочка была
безжалостна. Она смотрела на Иру сверху вниз, чуть покачиваясь в
такт движению поезда. На плече у нее висело полотенце. – Через час
прибываем.
Табло над дверью показывало шесть часов пятнадцать
минут. Прямо в окно, не закрытое занавесками, лупило солнце. Через
стекло в двери была видна могучая фигура Цемента, маячившего перед
туалетом.
Ира мучительно застонала. Ей было так хорошо дремать
под стук колес и не думать ни о каких эльфах, принцах, Светочках и
правилах по пыткам.
Из недр санузла вывалился Толик. Кое-как пробрался
мимо Цемента и Айфе, помахал Ирке рукой. Выглядел при этом
настолько выспавшимся и свежим, что Ирке захотелось с головой
накрыться простыней и не вылезать из этого убежища до самого
прибытия поезда.
У Айфе зазвонил телефон.
– Привет тебе, о возлюбленный брат мой, – сказала
она в трубку. В поезде, перед дверью туалета, это прозвучало
настолько странно, что даже Иркин сосед по плацкарте выглянул из-за
газеты.
– Что? Ага, хорошо, – говорила Айфе телефону. – Ты
на месте? Ага. Кофе мы взяли, репеллент есть. Что, прямо много?
Совсем много? Принято, спасибо. Кардамон? И от
горла?