или встать рядом с
ним.
– Достаточно, – тихий голос Маэдроса оказался
каким-то удивительно слышным. Куруфин
запнулся.
Старший из сыновей Феанора стоял на пороге палат
исцеления. Пошатываясь, он держался плечо перепуганной
целительницы. Он сказал Куруфину:
– Ступай к воинам. Все, кто может одолеть
дорогу, идут на Амон-Эреб.
Тот открыл рот, чтобы ответить, но так и закрыл
его, не произнеся ни слова. Склонил голову – мол, услышал тебя, но
уходить не спешил.
–Тебе, о Диор, тоже
лучше уйти, – лицо Маэдроса было страшным. – И не дразнить
судьбу.– Не стоит тебе решать за меня, –
медленно сказал король Дориата. – Я уйду не раньше, чем услышу
извинения за дерзость.
– Уходи сейчас, – Маэдрос пошатнулся, но на лице
не дрогнул и один мускул. – Я не поднял бы руку на тех, кто вырвал
Сильмарилл из короны Врага. Но твое право не больше моего. Я не
хочу второй раз смотреть, как море становится красным от крови.
Поэтому уходи. Сейчас.
Он пошатнулся снова. Едва не оттолкнув в сторону
дориатского короля, к нему подскочил Карантир, поддержал. За спиной
Маэдроса выросла могучая фигура Ангдола.
Все остальные снаружи. Гвирит поняла это с
какой-то невероятной, нереальной четкостью. Их здесь – трое
раненых, едва вставший на ноги Карантир, Куруфин и она. Все
остальные – снаружи. А дориатцев – много. И непонятно, за кого
вступятся эльфы Гаваней.
Но Маэдрос стоял так, словно это его дом и его
право. И Диор не выдержал. Отвел взгляд, помолчал, словно не мог
найтись с ответом, а потом развернулся и пошел
прочь.
На Амон-Эреб пахло пригоревшей гречкой. Ирка
вдохнула этот запах почти с удовольствием. Все-таки она здорово
устала и перепугалась за это дурацкое длинное утро. Или уже не
утро. Ира поняла, что совсем потерялась во времени, когда увидела
на бревне у костра знакомую фигуру. Влад обернулся на шум,
ухмыльнулся и встал им навстречу.
– Ух ты! – сказала Айфе и уронила щит на землю. –
Тебя раньше выпустили, что ли?
– За геройство, – ухмылка стала шире. – И за
красивые похороны.
– И кто ты теперь?
–Тебя по голове снова стукнули, мой лорд? – Влад
попытался придать своему лицу сочувственное выражение, получилось
плохо. – Не узнаешь вот. Я Исильмо, твой оруженосец! – Ты жопа, – с
чувством сказала Айфе и рухнула на скамейку. – Долбануться можно,
как нога болит-то.