Мне как-то ближе нынешняя тихая зеленая Москва, город широких безлюдных проспектов и обширных парков, сотен музеев, театров, библиотек и храмов, туристских центров и отелей, культурный и научный центр полумира. И я уж как-нибудь проживу без металлургических заводов и химических комбинатов чуть не на Красной площади, как бы ни был мил сердцу моего соседа такой индустриальный рай.
– Скажите, а Покровский собор не под вашим руководством взрывали? – спросил я заинтересованно.
– Вы что? – его голос задребезжал от возмущения. – Это было за пять лет до моего рождения.
– А! Ну, тогда ничего… – я зевнул, не слишком вежливо показывая, что разговор меня утомил.
Старик, похоже, обиделся и, поджав губы, вновь раскрыл свою книгу.
А я вдруг устыдился. Чего ради я обидел деда? Что он мне сделал? Извиниться бы… А с другой стороны – за что? Обязан я знать, кто когда родился и что взрывал? Я-то, конечно, знаю, так у меня профессия такая, а нормальный обыватель?
И все равно я ему не судья. Вообще никому не судья, даже Алле, хоть она и не встретила меня… Знал, на что шел. С такой экспансивной особой, как она, способной на самые непредсказуемые поступки, надо быть готовым ко всему. Если в свое время она ради меня (а это тоже вопрос – ради меня ли?) резко сломала свою предыдущую жизнь, то какие я имею основания считать, что невозможен очередной поворот? Она мне никогда ничего не обещала. Я, честно сказать, никогда и не знал, кто же мы с ней друг другу… Так что успокойся, братец, и принимай жизнь как данность…
Конечно, такие стоические рассуждения нисколько меня не успокоили, даже наоборот. Слишком долго и красочно я воображал подробности сегодняшнего дня.
А эмбус уже мчался в густом потоке вливающегося в город транспорта. Слева блеснула в лучах солнца излучина Москвы-реки, справа, в просвете мачтовых сосен, я увидел шпиль старого Университета.
– Извините, – обратился я к старику, – а куда мы едем? Разве не к Парижскому вокзалу?
– Отнюдь, – мстительно усмехнулся архитектор. – Лично я еду в Домодедово…
Вагон начал плавно тормозить.
Надо же так промахнуться! Это меня тот тип сбил с панталыку…
– Площадь Ермолова… – объявил бархатистый женский голос.
Я подхватил свою сумку, кивнул старику и метнулся к выходу.
Кроме меня, здесь не вышел никто.
Легкая алюминиевая площадка коротким маршем лестницы соединялась с бегущей над площадью пешеходной дорожкой. Отсюда открывался прекрасный вид до самого Кремля, и я задержался на секунду-другую, чтобы осмотреться.