(Материал разоблачительный, обличительный, вскрывающий недостатки и упущения вплоть до преступлений – это отдельный жанр. Ныне смертельно опасный. Здесь журналист – именно разведчик и следователь: нужен цепкий характер, проницательность, логика, твердые убеждения и много мужества. Здесь ты вступаешь в борьбу с врагом, с которого надо снять маску.)
Колол я однажды на очерк секретаря парткома одной фабрики. Старик был с одной стороны дубоватый, а с другой – очень честный, скромный и даже геройский. А речь шла о Дне Победы. А у него – передовая, ранения, ордена, весь букет. Как он потом ругался! Я слегка сжульничал – в смысле мы материалы на визирование вообще не отдавали. Я написал про него на войне и о войне его глазами. А он кричал, что хотел рассказать о героизме советских воинов и руководящей роли партии – и исключительно газетными штампами излагал это. А окопный быт, тяготы и свой героизм требовал убрать! Везло мне на людей.
Мне было уже тридцать, когда я писал предисловие к книге Николая Григорьевича Богданова, командира дальнебомбардировочного полка. Он написал 500 страниц – и ни слова о себе: исключительный случай. Ну, распили в его скромнейшем гостиничном номере поллитра – молчит. Я сбегал за второй – молчит. Я паутину вью, он ни в какую. И уже к полуночи, после третьей и пары пива – он поплыл… 156 боевых вылетов! 1-й – 22 июня 41, последний – 30 апреля 45 на Берлин, орден Кутузова в воздухе по радио от Гречко. 6000 часов безаварийного налета, дважды сбит, горел, сажал машину ночью на лесную вырубку, 28 суток выходил из немецкого тыла. И когда я начал задавать простые и сочувственные вопросы – это было как дотронуться где болит: почему не дали Героя? По статуту – за 100 вылетов. Почему не дали Заслуженного летчика СССР? По положению – за 3000. Тогда, размякший, он отпустил тормоза. Личное дело. Месяц в СМЕРШе после выхода из-за линии фронта: побои, пытки, чудом не расстреляли – личное знакомство с Головановым спасло. (Голованов, кто не знает – командующий Авиацией Дальнего Действия, бывший личный пилот Сталина.) Черная метка. Обида на всю жизнь – а гордость паче обиды. Классный летчик. Безупречный человек.
И когда уже в 60 лет, между делом за дружеским столом, я разговорил старика-отца хозяйки об обороне Севастополя, курсантском ударном батальоне, ранении колена, ошибках адмирала Октябрьского и эвакуации кораблями, которые вскоре утопили – это было совсем просто. По-человечески, по-дружески. Ты должен искренне интересоваться жизнью человека – достойной, трудной жизнью, ты должен знать и понимать, что там делалось в те давние времена, ты должен понимать человека и чувствовать его настроение, его нервы, его желания.