Представив перед собой лицо настоящего Соболева,
я не удержалась и со всей силы ударила ладонью по снегу, одним жестом сметая
всю свою работу.
— Это ты виноват, — закричала я, чувствуя, как
капают слезы на подбородок. — Это ты нас довёл до этого. Теперь нравится такая жизнь, а? Тебе сейчас хорошо? А мне выть хочется — я и выла бы, если бы жила
одна, а не с соседками.
Я решила, что если уж заниматься вандализмом, то
до конца — и ударила ладонью по ведру. Хлипкий пластик оказался на удивление
твердым.
—Ты исковеркал жизнь всех вокруг, — закричала я,
чувствуя, что ещё немного, я брошусь на этот несчастный снеговик с кулаками. —
Ты мою жизнь исковеркал. Ты обманул
меня, ты заставил меня…
Я чувствовала, что начинаю рыдать в голос.
—Ты во всём виноват. Ты!
—Я знаю, — мягко произнес хорошо знакомый мужской
голос позади. А затем на мой замерзший кулак опустилась горячая мужская ладонь,
согревая этим мою руку.
Пятница
Видимо, я была так поглощена своей злостью, что
не услышала шагов позади себя. Совсем расслабилась. А ведь когда-то была всё
время начеку.
Я резко обернулась и тут же встретилась глазами
с Соболевым. Он едва напоминал себя
прежнего. Простая куртка — не пальто,
именно куртка с капюшоном, откинутым сейчас назад; простые синие джинсы и
тяжелые ботинки. Никаких мужских туфель ручной работы, никаких дорогущих
кроссовок.
А в раскрытом вороте куртке виделась
темно-зеленая футболка под горло.
Соболев не отрывал взгляда от моего лица, но я знала —
я откуда-то это знала — что он жадно разглядывает меня всю.
—Яна… —
произнес он, медленно отпустив мою руку.
Как только это случилось, я вновь почувствовала, как холодно на улице— моя
ладошка, которую я всё ещё держала в кулаке, тут же стала замерзать…
Мягко улыбнувшись, Соболев осторожно дотронулся
до моего живота. Живот у меня, по правде сказать, был выдающий…
Я не
знала, что он сделает после этого, но Соболев медлил, внимательно за мной
наблюдая.
— Это чудо, Ян, — протянул Дима, второй рукой
накрывая мой живот. — Чудо, которое мы сотворили.
В его голосе было столько искреннего восторга,
что я не смогла ни отстраниться, ни грубо ответить.
«Да, это чудо», — молча кивнула я, проглатывая
подступившие к горлу слезы.
Если бы он сказал какие-то другие слова! Я ждала обвинений, ядовитых высказываний, обидных фраз… но Дима молчал,
продолжая осторожно поглаживать через куртку мой толстый живот.