Ну... или ещё только
образующейся.
Долго заниматься утренней самоидентификацией
и предметным обдумыванием своей новой жизни мне не дали.
Тук-тук-тук.
В
дверь кто-то предупреждающе постучал.
Стук был именно предупреждающим.
Гость не спрашивал разрешения — он в любом
случае собирался войти, но прежде вежливо извещал меня об
этом.
У
нас в семейном особняке так могла стучатся лишь одна особа — леди
Ви. Мой инструктор по боевым искусствам.
Служанки и горничные скорее скреблись, а не
стучали. Стойко ожидая под дверью отклика или разрешения, чтобы
войти.
Отец или охрана входили без стука, иногда
даже не замечая наложенного мною на дверь запечатывающего
заклятия.
Сестра врывалась тоже без стука, а если
висела запечатывающая печать, билась в дверь, как пойманная в
клетку птица. Колотя кулаками, головой и всем своим маленьким телом
в запечатанный проход. При этом она истошно кричала скороговоркой
что-то типа: «Братик открывай, я срочно хочу тебя
ви-идеть!».
И как правило, это было
совершенно не срочно.
А
вот леди Ви всегда предупреждала стуком, немного ждала и просто
входила.
Сейчас на двери не было никакой печати, но я
знал, что даже если бы и была, она не смогла бы её остановить. Как
и отцу с охранниками, леди Ви совершенно не мешала поставленная
мною печать.
Вот только, если после отца и охраны
установленное заклятие печати всегда разрушалось, то посещения леди
Ви оставляли её совершенно нетронутой. Будто дверь никто не
открывал и вовсе не входил в комнату.
Так и сейчас леди ради приличия подождала
около минуты перед открытием двери. А затем, чуть её приоткрыв,
буквально проскользнула в комнату.
Видя, что я не сплю, а внимательно за ней
наблюдаю, она легонько склонила голову в подчёркнуто вежливом
приветственном поклоне и сразу же произнесла:
—
Доброго утра сударь. Как вы, наверное, помните, вам уже пора на
утреннюю тренировку, — её тихий и спокойный голос был
обворожительно приятным.
Она скорее даже пела фразу, играя переливами
звуков, интонаций обертонов и скрытых смыслов.
В
расслабленной неге наступающего утра её слова и голос были так же
уместны, как пение утренних птиц, что отдалённо слышалось за
огромным окном.
Я вообще залип, разглядывая её в
тот момент.
В
некотором роде, знакомясь с ней заново и одновременно, созерцая
ожившее воспоминание об этой красивой и настолько же опасной
девушке.