Мне категорически не нравилось то, что рожали, а потом и находились с младенцами все в одном большом зале. Получался какой-то проходной двор и рассадник инфекции, но выбора не было. Оставив немолодого папашу снаружи на попечении какого-то практиканта, я провела Диди в зал и попросила лечь на свободную койку.
В тот момент, когда женщина, кряхтя, исполнила мое указание, двери распахнулись. Внутрь с хозяйским видом пожаловал Ойзенберг. Глаза его полыхнули от злости, когда он увидел меня, стоящую в ногах роженицы.
Показалось, что в этот момент звуки исчезли, будто кто-то свыше нажал на кнопку, а все взгляды уставились на нас. Напряжение между нами было почти осязаемым – вот-вот закоротит.
Полностью меня игнорируя, лекарь приблизился к койке.
– Рожать собираетесь? Вы с родственниками?
Бедная Диди уже побелела от боли, ей было не до разговоров. Ойзенберг повернулся ко мне и процедил:
– Надеюсь, вы ей сказали, что в кассу госпиталя надо будет внести…
И тут женщина заорала:
– Да сделайте вы уже что-нибу-удь! Достаньте из меня это!
На шум начали подтягиваться практиканты, чуя если не интересный клинический случай, то знатную перепалку, которую еще долго можно будет обсуждать по углам. Заглянул и любитель инструментов – нейт Брайтен.
Ойзенберг потянулся клешнями к животу Диди, но та извернулась и треснула его по руке.
– Не трогайте меня! Я не дамся постороннему мужчине, никто не может меня касаться, кроме моего мужа. Пусть лучше она, – взгляд в мою сторону, – принимает роды!
– Да что вы себе позволяете, милочка?! – лекарь побагровел, на щеках обозначились желваки. – Вы находитесь в госпитале, а не на рынке.
– Хватит. Сейчас мы просто теряем драгоценное время, – непреклонно произнесла я, становясь между ним и пациенткой. Ух, лишь бы не нагрубить, когда на нас смотрит столько пар глаз! Пособачиться можно и наедине. – Роженице лишние потрясения не нужны, это плохо влияет на процесс. Если нужно, я оплачу пребывание этой женщины в госпитале из своего кармана. Теперь давайте за дело.
Диди продолжала причитать, что не даст себя тронуть и пальцем никому, кроме целительницы. И что она праведная женщина и не хочет познать гнев небес. Негоже показывать срам кому ни попадя.
– Надо уважить желание роженицы, – поддержал меня Брайтен гулким басом. – Практикантам тоже нужно на ком-то тренироваться, – и подмигнул мне. Наверное, хотел поддержать, но своими словами лишь вызвал у бедной Диди новый приступ паники.