Я промолчал. Не нравился мне этот хутор. Особенно флигель, где кто-то глухо стонал. Бакс заткнулся, глядя на меня, прислушался, и, судя по выражению его лица, ему все это тоже не понравилось.
– Пошли, Анджей, глянем, – предложил Бакс и, не дожидаясь ответа, двинулся первым. Я переставил зашипевшего было Тальку себе за спину и тоже направился к флигелю. Дождь оживленно заскакал вокруг нас, приплясывая и брызгаясь, но я не понял причин его веселья, пока не вошел в полуоторванную дверь, – и дождь вошел следом.
Крыша флигеля была разворочена вдребезги, и серое небо просачивалось сквозь дыры между балками перекрытий и обломками черепицы. Мебель – если драный тюфяк на деревянной подставке, рассохшуюся тумбочку и кучу мелкой ерунды можно назвать мебелью – была дряхлой, сморщившейся и хрипло дышала на ладан.
Как и сухонькая старуха, лежавшая на тюфяке.
Талька испуганно засопел за моим плечом. Бакс зачем-то пригладил мокрые волосы и стал ожесточенно копаться в своей всклокоченной бороде.
– Здравствуйте, бабушка, – ни к селу ни к городу заявил мой сын.
Бабушка разлепила один глаз, оказавшийся неприятно хищным и цепким, оглядела всю нашу компанию и зашлась сухим, резким кашлем.
Я попятился, а в голову лезла всякая дурость, вроде «ты меня накорми, напои, в баньку своди… что там еще?.. самогону нацеди…».
Бакс открыл рот, закрыл его, снова открыл – и лучше бы он этого не делал.
– Что вы здесь делаете, женщина? – командирским тоном осведомился Бакс.
Бабка пожевала впалыми губами, заворочалась и попыталась оторвать голову от тюфяка.
– Помираю я, – натужно прохрипела она и после долгой паузы добавила: – Здесь…
Налет нервного хамства мигом слетел с Бакса. Он вообще-то парень отличный, с понятием, и безотказный до упора – но часто реагирует на ситуацию неадекватно, за что и страдает. Девушки в наше время не любят чрезмерно порядочных… впрочем, Ася его любила.
– Может, «Скорую» вызвать? – робко предложил Талька и стал озираться в поисках телефона. Что поделаешь, городской ребенок…
Пора было принимать волевое решение. Я приблизился к ложу, присел подле старухи – и меня поразил запах, стоявший у смертного одра. Чистый, прохладный запах ночного озера со спящими кувшинками и серебряным плеском рыбы… Странная ассоциация, совершенно не к месту – но тогда она не показалась мне странной. Я подумал, что в таком месте в голову и должны приходить ненормальные мысли, и тут же возникло ощущение, что все мы – и я, и Талька, и Бакс, и старуха – запутались в некоей бесконечной и туманной паутине, причем совершенно неясно, кто мы – пауки, мухи или сошедшие с ума туристы и выжившая из того же ума полудохлая Яга…