Демон оторвался от моих губ, заставляя меня протестующе застонать, легкими поцелуями осыпал мое лицо, не оставляя без внимания прикрытые от удовольствия глаза, покрывшиеся легким румянцем щеки, брови, лоб.
Немного пришла в себя, когда почувствовала еще одну пару рук на своих плечах.
Таких желанных в этот момент рук.
Алистер подобрался, как и в первый раз – неслышно. Он огладил плечи, не прикрытые платьем, легкими движениями спустился к локтям и, оторвав за запястья мои руки, рефлекторно обвившие Рейда во время поцелуя, перевернул меня лицом к себе и так же, как и Палач, усадил на уже налившееся силой и желанием естество.
От осознания того, что только ткань его штанов является сейчас преградой для проникновения в мое сочившееся соками лоно, задрожала в предвкушении. Из горла вырвался слабый стон, который подхватил демон, нежно завладев моими губами и увлекая в марево удовольствия.
Краем приоткрытых глаз заметила, как Алистер передал пузырек с зельем Активации Рейду, а тот недолго думая выпил его содержимое.
Какая-то неправильность действий кольнула сознание. Но я не успела ухватить эту мысль за хвост, окунаясь в горько-полынный привкус углубившегося поцелуя Магистра Алистера.
Стоп! Горько-полынный?!
Откуда мог взяться горько-полынный привкус у зелья, которое вообще не имеет ни вкуса, ни запаха?
Силой оторвавшись от губ Алистера, повернулась к Палачу в попытке его остановить.
Я догадалась, что зелье было не то. Но как такое могло произойти?!
Вот же!
Рейденир допил зелье, а магический алтарь вспыхнул красно-черным светом, окутывая нас покрывалом Тьмы.
Уже было поздно что-либо менять.
Мое сознание помутилось, и я как во сне пробормотала фразу, совсем не думая о ее содержании и значении:
— Eite gandons maur. Eite. Domses. Valttast damonneмgretta v’al. Tarri ma ― Daraann Suiz.
На моих руках черным полыхнула вязь татуировок, левое плечо опалило легкой, а затем с каждым вдохом нарастающей болью и жжением. Тихонько вскрикнув, попыталась ухватиться второй рукой за пострадавшее плечо. Но не смогла и пальцем пошевелить. Сознание заволокло, а внутри все сжалось.
И только тонкий, противный голосок в голове просил, умолял, кричал: «Подчиниться и подчинить. Открыться и довериться».
А мне хотелось рычать, а лучше содрать то, что эту боль причиняло. К дрархам разодрать плечо и избавиться от татуировки, которая вместе с вспыхнувшим «алтарем» зашевелилась, глубже впитываясь в кожу плеча, словно хотела раствориться в моем теле.