– Я всё понимаю, я виноват. Действительно, много пропускал в этом семестре, но, поверьте, Анна Борисовна, так сложились обстоятельства. Если бы не…
Наконец она собрала все свои бумаженции, щёлкнула застёжкой саквояжа и посмотрела на него. Причём умудрилась посмотреть свысока, хотя едва доставала ему до плеч.
– Ваши обстоятельства, господин Привольнов, это ваши проблемы. Меня они не касаются.
– Конечно, мои, конечно, не касаются, – не теряя самообладания, согласился Глеб, – даже мысли нет на кого-либо их перекладывать. Я всего лишь прошу дать мне возможность сдать экзамен.
Глеб полуприсел боком на первую парту – так он был вровень с коротышкой Фурцевой.
– Я же не прошу вас, Анна Борисовна, поставить мне его так просто. Я всё перепишу, конспекты там… всё выучу, подготовлюсь…
– Учить и готовиться следовало в течение всего семестра, а вот это: похватать наскоком, прочитать с пятого на десятое, бездумно переписать конспекты – это не учёба и не знания. Большинству я ставлю экзамен автоматом, оцениваю, исходя из того, как студент работал на практических занятиях. Вы никак не работали, вы манкировали все мои пары, – это, конечно, ваше право, ваш выбор. Не хотели – не ходили. Однако я не понимаю, чего вы теперь ждёте от меня с таким-то отношением.
Глеб возразил, что хотел, очень хотел, но обстоятельства сильнее его, ему приходилось работать, а потому пропускать.
Жизненные трудности у Фурцевой понимания не встретили. Обезоруживающая улыбка её не обезоружила. Она вообще любые его попытки наладить контакт сразу же принимала в штыки. То, что безотказно срабатывало на других, в случае с Фурцевой давало осечку за осечкой.
В конце концов, она заявила, что дискутировать дальше у неё нет ни времени, ни желания, и стремительно вышла из аудитории.
Такого поворота Глеб не ожидал – не человек она, что ли?
Он ещё дважды подкарауливал её: раз – вечером на кафедре. Всучил ей пакет с конфетами и хорошим вином. Фурцева отшатнулась, как будто он ей дохлую крысу приподнёс.
Второй раз – наплевав на условности, подсел к ней в столовой. Тут он уже не играл, не выстраивал стратегию, а действовал порывисто и отчаянно. Но Фурцева оставалась непреклонна.
Впрочем, кое-чего удалось добиться, но и то через деканат – Фурцева всё-таки снизошла и назначила ему, а заодно и дебоширу Рогову, дату пересдачи.