Телефон, карточки, ключи от
квартиры, ключи от личного номера в клубе, рабочие ключи…
Как я сразу не заметила, что ключей от моей машины в сумке
нет?
Угнал, пьяная тварь. Или кому-то отдал, чтобы тот угнал.
Я бы подумала на эвакуатор, но я парковалась правильно, и
номера были чистые, да и не успел бы он приехать за полчаса.
Нет. Не эвакуатор. Разве что он реально мимо проезжал.
Случайно.
Случайнее него могло быть только НЛО в этом районе Москвы.
— У вас что-то случилось, Ирина Александровна?
Сахарный голос. Бархатный. На данный момент — голос,
заставляющий весь мой мир подернуться алым туманом.
Голос Верещагина.
Он стоит за моей спиной, вышел с одной очевидной целью —
поглумиться. Стоит, расставив ноги, запихнув ладони глубоко в карманы брюк. На
губах — ехидная резиновая улыбка.
Мы сталкиваемся яростными взглядами — и мне очень странно,
что после этого вселенная не взорвалась. И мудак не испарился на месте. Что со
мной? Я теряю форму?
И все-таки даже сейчас, когда он люто меня бесит — я все равно
им любуюсь. Мне было мало его на коленях. Хочу еще.
Я бы порола его три раза в неделю. И может быть, полгода
спустя он бы отработал болью свою дрянную натуру. Почему я раньше её не видела?
Почему не понимала, насколько глубоко в его душе находится дно?
— Я ведь напишу
заявление об угоне, Антон Викторович, — я говорю это серьезно, спокойно — ведь
еще раз вывести меня из себя этому козлу не удастся, — и на моей сумке
наверняка найдутся чьи-то отпечатки. И на камерах ресторана наверняка кто-то
засветился. А в тачке моей — модуль спутникового отслеживания.
— Ужасно интересно и
очень ответственно, — Верещагин кивает, склоняя голову набок, — вот только,
почему вы рассказываете об этом мне? Думаете, я имею какое-то к этому
отношение? Это обвинение? Знаете, сколько поимеет с вас мой адвокат за такие
оскорбления?
— Оскорбишь тебя, как
же, — шиплю я раздраженно и шагаю подальше, чтобы не продолжать этот идиотский
разговор.
Отвесить ему пощечину мне хочется все сильнее. Две. Три…
Он же ни черта не понимает. И вместо того чтобы притухнуть и
свалить из поля моего зрения, он продолжает доводить меня до ручки.
И почему именно меня? С чего такая сомнительная честь?
То есть перетрахать четыре десятка баб за год — это
нормально по его критериям, и лишь я не только не достойна члена его
высочества, но и воспринимаюсь им как девочка для битья. Вот только он не на ту
напал.