***
Княжна горько вздохнула — тревога никак не хотела отпускать душу.
Идти на поклон к Казимиру не хотелось, но другого не было выбора.
— Любава, что опять приуныла? – нарушил неутешительные думы тихий голос Боянки. Боярышня состояла в услужении и по совместительству была самой близкой подругой. До недавних пор...
— Глянула б я на твою радость, пришлось бы тебе за старика идти, — недовольно пробурчала Любава, оправляя складки на простецкой рубахе, с клетчатой понёвой в цвет тесёмки, удерживающей волосы. Идея ехать не в богатом обозе, а как скромная купеческая семья — пришла сама собой. Дорога дальняя, лежит через земли Ратмира, и, если до него дойдёт слух, что княжна едет, он не упустит шанса пленить, да против воли в жёны взять. А так... двумя телегами, с десяток дружинных тоже переодетых по-обычному, и тремя девицами. Глядишь, и не заметят обоза средь других путников-торгашей.
А что, такие часто ходят – торговые, купеческие. Добродько Некифоровича, старого вояку, снарядили батькой. Боянка и Любава, сестрами, а челядина – и есть прислужница.
А вот нянек Глафиру и Авдотью пришлось обмануть, да дома оставить. Телеги загодя снарядили, дружину вперёд отправили, а сами следом бросились, но по отдельности, дабы запутать и со следу сбить.
— Ежели б меня выдали за князя, мне б дела не было до его возраста, — бойко отозвалась Боянка, не разделяя мытарства княжны.
— Да? – с вызовом вскинула брови Любава и тотчас замерла. – Ах, да, тебе же плевать с кем, как и где, — всё же не сдержала язвительной обиды княжна.
— У-у-у, а ты всё желчь в себе вынашиваешь, — не менее ядовито отозвалась боярышня. – Как маленькая, ей богу, — скривила губы, и руки на груди сложила. – Сама на спор пошла, никто не неволил! — Напомнила строго.
— Неволить не неволил, но ты ж подруга мне… была... – задохнулась от негодования Любава.
— Для тебя, может, и была, — сузила зелёные глаза Боянка, — а мне ни один мужик не заменит подруги. И коль знала бы, что ты так... – запнулась на слове, — ни в жизнь не решилась бы охмурять Иванко.
Любава на миг отвернулась от боярышни, уперев взгляд в челядинку, которая сейчас мало чем отличалась от них с подругой. Та же скромная рубаха, понёва, тесьма и плетёная верёвка на талии. Лишь богатство оторочки красной нити выдаёт знатность подруг от прислужницы, да обувь. Кожаные мягкие сапожки супротив поршни грубой выделки.