– Свободные? – пробормотал Лапин.
– Свободные.
– Почему?
– Потому что мы проснулись. А тот, кто проснулся, – свободен.
Лапин смотрел на ее ухо.
– Мне было больно.
– Вчера?
– Да.
– Это естественно.
– Почему?
Мэр обернулась к нему:
– Потому что ты родился заново. А роды – это всегда боль. И для роженицы, и для новорожденного. Когда твоя мать выдавила тебя из влагалища, окровавленного, посиневшего, тебе разве не было больно? Что ты тогда сделал? Заплакал.
Лапин смотрел в ее голубые глаза, сдавленные слегка припухлыми веками. По краям зрачки окружала еле различимая желтовато-зеленая пелена.
– Значит, я вчера родился заново?
– Да. Мы говорим – проснулся.
Лапин посмотрел на ее аккуратно подстриженные русые волосы. Концы их мелко подрагивали. В такт движению.
– Я проснулся?
– Да.
– А… кто спит?
– Девяносто девять процентов людей.
– Почему?
– Это трудно объяснить в двух словах.
– А кто… не спит?
– Ты, я, Фроп, Харо. Братья, которые будили тебя вчера.
Выехали на Садовое кольцо. Впереди была большая пробка.
– Ну вот, – вздохнул водитель. – Скоро по центру – только пешком…
Рядом с «Мерседесом» двигалась грязная «девятка». Толстый парень за рулем. Ел чизбургер. Бумажная упаковка задевала его приплюснутый нос.
– А тот, который… там остался? – спросил Лапин.
– Где?
– Ну… вчера… он что? Проснулся тоже?
– Нет. Он умер.
– Почему?
– Потому что он пустой. Как орех.
– Он что… не человек?
– Человек. Но пустой. Спящий.
– А я – не пустой?
– Ты не пустой. – Мэр достала из сумочки пачку жвачки. Распечатала. Взяла сама. Протянула водителю. Тот отрицательно мотнул головой. Протянула Лапину.
Он взял автоматически. Распечатал. Посмотрел на розовую пластинку. Потрогал ею нижнюю губу.
– Я… это…
– Что, Урал?
– Я… пойду.
– Как хочешь. – Мэр кивнула водителю.
«Мерседес» притормозил. Лапин нервно зевнул. Нащупал гладко-прохладную ручку замка. Потянул. С трудом открыл дверь. Вышел. Пошел между машин.
Водитель и Мэр проводили его долгими взглядами.
– Почему все бегут? – спросил водитель. – Я тоже сбежал.
– Нормальная реакция, – снова зажевала Мэр. – Я думала, он раньше попытается.
– Терпеливый… Куда теперь?
– К Жаро.
– В офис?
– Да. – Она покосилась на заднее сиденье.
Согнутая розово-матовая пластинка осталась лежать.
На синей гладкой коже.