Между тем просроченные права на вождение, бессмысленные в перегруженной пробками переполненной Москве, перетирались сейчас из ладони в ладонь и потихоньку ломали стену неприятия. Шикарная таможенница улещала волосатого, поглядывала на лысого, разоружая обоих поволокой ресниц, и продолжала ночное сорочинское пение:
– Покажите вещи, молодой человек!..
Рукастый верзила, сопровождавший даму, оттёр сомлевших пограничников. Взяв сумку, ткнул для острастки пятернёй в набитое бельем нутро и без церемоний перешел на «ты»:
– Везёшь чего? Оружие, боеприпасы, наркотики?.. Выкладывай сразу, Ив-ван Пе-тро-вич, не бойся, косяк с амфетамином не подброшу.
– З-з-здесь т-то-толь-олько л-л-личные в-в-вещи… Лебезил по-простецки: согбенный и растерянный, услужливо подпихнул сумку поближе к свету ночника.
– П-п-по-по-жа-жалуй-ста-ста… г-госпо-д-дин к-капи-капи-тан… Созерцавший досмотр лысый погране́ц скривился и проштмпелевал иммиграционную карточку. Затем отрезал от нее краешек, а ему вернул бланк вместе с паспортом. Таможенный наряд переместился в соседнее купе, заквохтали-запричитали тётки-саквояжницы.
«Уф, пронесло. Все они ведьмы, украинки эти, по ночам на мётлах летают, надо только в нужную ступу влезть…»
Скованными движениями затянул молнию на сумке, запихнул её обратно под нижнюю полку и забрался к себе наверх. Подтянув к стене сползший матрас, стал старательно проваливаться в бездну сна, где его ждала иная жизнь, без изолгавшихся соратников, похотливой жены, ненужных встреч в чужих городах, жизнь, которую он мог прожить только в мечте.
«Опять думаешь о другой. Брось, какая разница, та или эта. Все они одинаковые – от профессорши до продавщицы: говорят об одном и том же, и ждут одних и тех же слов. И по вечерам на кухне крик: деньги, деньги, деньги!.. Забыл, как Милену поклеил? По вокзалам уже бродил, ночевать собирался… Так что, не мечтай.
Ты не живешь, а функционируешь, и только здесь никому не подвластен. “I’m free!..”[16] Роджер Долтрей из хулиганистых “Who” спел это в Вудстоке за тридцать пять лет до наших закипелых эпигонов. Отдохни… выспись… во сне обретёшь ты право своё…»
VII
Ржавобокий локомотив тянул громоздкие вагоны к изгибавшемуся дугой перрону. Истерзанные заусенцами, рельсы вихлялись, прогибались на деревянных шпалах и натужно поскрипывали под распалёнными колесными стыками. Наконец, поезд замер рядом с платформой, подпиравшей приземистый двухэтажный вокзал.