В «Сущности христианства» Фейербах показал не только то, что человек не является творением Бога, но и то, что он сам – его создатель. Он не только поддержал ту мысль, что «человек создаёт религию, религия же не создаёт человека». Он также, по утверждению Маркса, «доказал, что философия – не что иное, как религия, перенесенная и развитая в идее». Превратив «социальное отношение человека к человеку в фундаментальный принцип теории», он таким образом «основал истинный материализм». Поскольку человек – это не абстрактный человек, не «где-то вне мира ютящееся существо», а «человек мира», человек в обществе, который производит, обменивается, борется, любит. Это государство и это общество.
Как только мы допустим, что этот реальный человек – не творение всемогущего Бога, остается понять, откуда у него берется потребность придумывать для себя жизнь после жизни и воображать небеса, избавленные от земных тягот: «Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум для народа». И как опиум она одновременно отупляет и успокаивает.
Следовательно, критика религии не может, в отличие от масонского антиклерикализма и рационализма Просвещения, довольствоваться высмеиванием попа, муллы или раввина. Тот же подход к религиозному вопросу будет и у Энгельса после Парижской коммуны. «Проблему атеизма» он будет считать преодоленной, а некоторых парижских эмигрантов он будет упрекать в том, что они хотят «превратить людей в атеистов par ordre du mufti»[10], вместо того, чтобы извлечь уроки из опыта – «что можно писать сколько угодно приказов на бумаге, нисколько не обеспечивая этим их выполнения на цепе, а во-вторых, что преследования – наилучшее средство укрепить нежелательные убеждения! Одно несомненно: единственная услуга, которую в наше время можно еще оказать богу, – это провозгласить атеизм принудительным символом веры и перещеголять противоцерковные законы запрещением религии вообще».

Для Маркса, начиная с 1844 года, вопрос в том, что надо бороться с социальными условиями, из которых рождается потребность в вере и в искусственном рае: «Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своём положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которой является религия».