С точки зрения Шмитта, огромная заслуга «jus publicum europaeum» состоит в том, что средневековое учение о «справедливой войне», вдохновлявшееся моралью, оно заменило политической доктриной «войны по формам», или «оформленной войны» (Ваттель). Именно тогда, когда утвердились суверенные государства, в частности по отношению к Римской церкви (вследствие «нейтрализации» религиозных войн, разделявших и разорявших Европу), эта новая доктрина была введена в действие. Что привело, прежде всего, к признанию равной суверенной правосубъектности и равного суверенитета государств, а затем – к акцентуации уже не «jus ad bellum» (условий, которые позволяют начать войну), а «jus in bello» (условий, в которых должна развертываться война). Поэтому теперь не война допускается, когда объявляется справедливой, а враг становится «справедливым» в той мере, в какой он признан. Следовательно, война между государствами становится фундаментально симметричной, она строится по образцу дуэли, в которой противопоставлены противники, взаимно признающие aequalitas[35] друг друга и соблюдающие правила одного и того же кодекса. Благодаря формальному понятию «justus hostis», признанного врага, статус публичного права, приписываемый войне, превращает ее в урегулированное столкновение суверенных и формально равных государств, которое, по существу, «не больше чем дуэль между кавалерами»[36].
Шмитт, никоим образом не считая, будто война освобождает от норм права, напротив, неустанно доказывает, что она должна быть подчинена принципам «jus in bello». Как пишет Норберт Кампаньа, «шмиттовское понятие войны – это в своей основе понятие юридическое»[37]. «Jus publicum europaeum», определявший границы, которые нельзя нарушать, не давал вооруженным конфликтам вырождаться в тотальную войну, то есть в «слепое взаимоуничтожение». Как пишет Шмитт, именно так была достигнута «рационализация, гуманизация и правовое оформление, одним словом ограничение войны»[38], то есть ее усмирение. Доктрина «войны по форме» равноценна ограничению войны, поскольку она делает невозможной войну на полное уничтожение. «Jus publicum europaeum» было основным katechon’ом, фактором, отсрочивающим возвращение справедливых войн в горизонте юридического универсализма. Следовательно, по Шмитту, война никогда не является целью в себе. По его мнению, она не имеет даже ценности в смысле символической (или эстетической) репрезентации человеческого существования: «военные ценности», как мы уже говорили, ему совершенно чужды. Подобная концепция войны, признавая неизбежность последней, явно служит делу мира. Если политика определяется содержащимся в ней элементом конфликтности, война полагается в качестве исключения, как мимолетный сбой нормального порядка вещей, коим является мир.