— Открой глаза! — злобный голос Дамира вторгся в мысли.
Я по-прежнему лежала бревном на алтаре и упрямо удерживала образ любимого.
— Открой! — рыкнул супруг, аккурат с шорохом рубахи, подол которой рывком задрал, заголяя ляжки.
И тогда в ужасе распахнула очи, теперь и губы сильно сжимая — не получит он от меня ответа, ни мягкости, сколько бы женой ему ни значилась. Сам захотел меня под собой иметь — пусть наслаждается! Ежели телом и стану ему женой, душу свою не отдам на растерзание... Как есть захватчик и лютый Аспид, таким для меня и останется!
— Упираешься? — Дамир таранил меня предостерегающим взглядом, а потом опять поцеловал. Мягче, нежнее, за затылок придерживая да свободной рукой по плечу скользя, талии, бедру...
Я застыла в праведном негодовании, что он от меня ждал? Ответа?
Это же несерьёзно...
И вообще не понимала, на кой он растягивал это мерзкое брачное соитие? Не надобны мне его поцелуи и оглаживания! Ласки и нежности!
Он мне был неприятен, а от мысли, что сейчас сделает своей, вообще лихорадило.
Потому и застыла, как неживая, позволяя ему делать, чего желал, но не отвечая ни на одно движение, ласку. И ежели вначале напряжённая, как струна была, а Дамир губы мои лобзал, то когда нырнул ладонью под подол, по голой ляжке скользнув, дёрнулась нервно, дугой прогнулась, возмущение в рот ему мыча да ударяя по руке его вольной...
Не собиралась, но так жутко испугалась, что на инстинктах, точно птица в силках, в объятиях его забилась.
Он зарычал утробно, ещё больший ужас во мне вызывая. По камню задом протащил на край алтаря, кожу обжигая и в губы уже чуть ли не вгрызаясь.
Заскулила позорно от боли. Руками заколотила по плечам мужа, но лишь озлобился сильнее, за глотку к алтарю приковал. А я пуще царапаться и лупить принялась. Тогда руки мои над головой одной своей сомкнул, подол выше задрал. Жадно сопел, между ног пристраиваясь да в промежность мою чем-то твёрдым и горячим упираясь.
Вольха
— Ненавижу, — шикнула прежде, чем он губы мои вновь своими поработил. И когда уж слепнуть стала от ужаса и боли, сыскала сил и отрешилась от мира сего. Не сопротивлялась более. Опять зажмурилась и молилась, дабы треклятый Аспид дело своё чёрное быстрее сделал.
Дамир пыхтел, по мне рукой свободной шарился, голое тело облапывал, вызывая до тошноты странные чувства.