* - сиденье для гребцов на
беспалубных судах.
«Ничего не меняется», — подумал я,
проходя ближе к каютам и располагаясь поудобнее, насколько это
возможно. На море было свежо и ветрено. Я набросил плащ-накидку,
чтобы не мокнуть.
Из замковой гавани вышли в
кильватерном строю: сначала «Жемчужина», затем «Тюлень», а уже
потом коч поморов. Кисил и капитан разместили вещи в каюте и
поднялись на полуют к Блуму.
Ветер был почти попутным, что
позволило воспользоваться парусами и убрать весла. Вскоре коч стал
отставать и, по совету шкипера, Кисил дал команду перестроиться.
Коч, как самый тихоходный, пропустили вперед, за ним пристроились
мы, в арьергарде пошел «Тюлень».
Некоторое время шкиперы на обоих
наших стругах колдовали с парусами, изменяя площадь паруса, чтобы
уравнять скорость с кочем мезенцев. Наконец скорость выровняли и
колонна кораблей, мерно рассекая волны, устремилась к устью
Варны.
Если ветер не изменится, то дойдем
туда к вечеру. Идти, где-то, сто десять — сто двадцать километров.
С нашей скоростью будем телепаться часов двенадцать. Я никому пока
был не нужен. Рядом с Кисилом Аристи крутился его оруженосец Раф
Бофаро, паренек лет тринадцати. Он старательно выполнял команды и
вообще лез из кожи вон. Молодец! Я же улегся на палубу, закрывшись
от ветра стенками каюты, сунул вещмешок под голову, накинул сверху
плащ-накидку и захрапел.
Струг мерно поскрипывал на волнах,
кричали чайки, но это только убаюкивало меня. А что? Любой военный
подтвердит: опытный солдат спит и ест, когда есть возможность.
Потому, что может случиться так, что ни времени на это, ни
возможности просто не будет. Продрых я не меньше шести часов и
встал бодрым и отдохнувшим. Рядом со мной с осоловевшими глазами
сидел Сток.
— Ты хоть поспал? — спросил я у
товарища.
— Ага, только перед тобой проснулся.
Может, перекусим? Жрать что-то хоочеетсяяя.
— Еще бы, не хотелось! Полдня не ели,
да на свежем воздухе, да на море! Доставай, что там у тебя
есть.
Сток с готовностью зарылся в свой
мешок, а я достал тот перекус, что сложила Алма. Разложили все на
общей тряпице и с удовольствием отдались чревоугодию. Только пили
из разных сосудов. У Стока был кожаный бурдючок, а у меня —
алюминиевая армейская фляжка из набора. Она неизменно привлекала
внимание, как собственно и остальные мелочи, принесенные с
Земли.