Я говорил, что существуют два факта, однако увлекся, рассказывая о первом. Второй факт таков: мы теперь живем намного дольше. Каким-то странным образом, недоступным нашему пониманию, процесс старения если не остановился, то как минимум сильно замедлился. За последние пятьдесят лет я словно бы ничуть не постарел, и остальные тоже. Если у меня и прибавилось несколько седых волосков, я их не вижу; если спустя пятьдесят лет походка моя и стала чуть медленнее, я этого не замечаю. Тогда мне было шестьдесят, и сейчас мне по-прежнему шесть десятков. Молодые достигают зрелости обычным порядком, но, достигнув ее, дальше уже не стареют. Нашим внукам-близнецам двадцать один год исполнился пятьдесят лет назад, однако им все так же двадцать один год. Если судить по внешнему виду, они одного возраста со своими сыновьями и старшими внуками, и порой это приводит в замешательство человека вроде меня, который всю свою жизнь прожил, считая года и ожидая наступления старости. Впрочем, даже если это меня смущает, жаловаться особо не на что, ведь попутно мы обрели невероятно крепкое здоровье. Поначалу нас беспокоило: если все люди вокруг исчезли, что мы станем делать, если кто-нибудь заболеет и потребуется врачебная помощь и больничный уход? Но, к счастью, этого нам не требуется. Кроме того, быть может, также к нашему счастью, количество хронологических лет, в течение которых женщина способна рожать детей, практически не изменилось. Очевидно, женские детородные органы истощают свой запас потенциальных яйцеклеток в течение примерно тридцати лет, как и прежде.
Нет никаких сомнений, что исчезновение человечества и замедление старения как-то связаны между собой. В сущности, мы можем быть только благодарны за эту долгую жизнь, а также, возможно, и за снятие социального напряжения, возникшего из-за перенаселения планеты. Однако наиболее вдумчивых из нас нередко тревожит мысль о скрытом от нас значении происшедшего. Во тьме ночи мы лежим без сна и размышляем, и хотя с годами потрясение прошло, мы порой боимся.
Вот почему этим августовским утром в конце двадцать второго столетия от Рождества Христова я начинаю подробно записывать свои воспоминания о том, что произошло. Я – старейший обитатель нашего дома, в возрасте ста десяти хронологических лет, и мне кажется правильным и должным, что именно моя рука напишет эти строки. Без записи подобного рода то, что случилось с населявшими Землю людьми, превратится со временем в миф…