Помнится, 25 лет тому назад я работал консультантом в образовательной сфере, помогая подросткам и их родителям встать на правильный путь и добиться успеха в жизни. Я прошел обучение по типичной программе, усвоил ее и на протяжении многих лет неукоснительно следовал ей во всех аспектах жизни. Тем не менее моя работа с подростками не задалась. Более того, в финансах я тоже потерпел сокрушительное поражение, вплоть до полного банкротства. И хотя я делал вид, что доволен и счастлив, на душе у меня скребли кошки и я был жалок. Как помочь людям (да и себе) добиться успеха в жизни – ответ на этот вопрос я искал годами, обращаясь то к религии, то к программам «помоги себе сам», то к психологии, то к медицине, а иногда и обращаясь за советом к людям, которых я уважал. Ничто не помогало. Я, разумеется, прежде всего обвинял себя, а не сами эти науки и доктрины. «Видимо, я что-то делаю не так или не прилагаю к этому всех сил!» – твердил я себе.
Короче говоря, я дошел до ручки и был готов бросить всё, ибо чувствовал, что не могу дальше так жить. «Как же я так быстро дошел до такой жизни?» – не переставая спрашивал я себя. Мне тогда не было еще и тридцати лет, но я ощущал себя так, будто потерпел крах во всех областях жизни. Но, очевидно, я был не совсем конченый человек.
Однажды в ненастный воскресный вечер 1988 года моя жена Хоуп (на тот момент я был женат уже три года) сказала, что ей «нужно непременно поговорить со мной». Она говорила так тысячу раз и до этого, но никогда не говорила этих слов с таким выражением. Я сразу понял: что-то случилось, причем что-то неприятное. Хоуп смотрела мне прямо в глаза, и чувствовалось, что это дается ей с большим трудом. Ее голос дрожал, хотя она изо всех сил старалась, чтобы он звучал спокойно и ровно.
– Алекс, – сказала она, – тебе придется уехать из моего дома. Я больше не могу жить с тобой.
Надо вам сказать, что я вырос в семье, которая во многих отношениях напоминала итальянскую. Мы непрерывно спорили и жарко дискутировали по всем вопросам жизни, начиная с политики и религии и кончая тем, чем заняться на выходные. Но в этот самый важный момент жизни у меня не нашлось ни единого слова возражения, и всё, что я мог выдавить из себя, – это: «Хорошо».
И я ушел. Молча сложил в сумку немногие пожитки и, не сказав больше ни слова, тихо вышел. Я вернулся в дом родителей и всю ночь провел на заднем дворе, молясь, терзаясь и плача – словно внутри меня что-то умирало.