Не зная, как объяснить свое позорное поведение, я свалил всю вину на русских:
– Во всем виноваты эти свиньи! Все из-за них!
События сегодняшнего вечера не выходили у меня из головы. И партизан, и его казнь не давали мне покоя. Бедный старик стоял передо мной, не зная, что и думать. С кем он имеет дело: с сумасшедшим фанатиком или секретным агентом.
– Да, – произнес он осторожно. – Они заставляют нас попотеть, это точно. Лучше всего оставить их в покое. Большевики у них все равно долго не продержатся. Да и вообще, это не наше дело.
– А Сталинград! Нам необходимо помочь Шестой армии! Там воюет мой дядя! Им, наверное, приходится несладко.
– Что верно, то верно. Нам ведь не сообщают всего. Покончить с Жуковым будет не так-то просто.
– Жуков отступит, так же как под Харьковом и Житомиром. Генералу фон Паулюсу не впервой обратить его в бегство.
Старик промолчал. Мы мало знали о том, что происходило на передовой, так что говорить было особенно не о чем.
В то время я и представить себе не мог, что войска под Сталинградом были блокированы, а солдаты Шестой армии, оставив последнюю надежду, сражались не на жизнь, а на смерть.
На небе сверкали звезды. При лунном свете можно было разглядеть циферблат студенческих часов, память об окончании школы, поблескивавших на моем запястье. Время, казалось, остановилось: два часа тянулись дольше двух столетий. Мы еле шли; при каждом шаге ботинки полностью погружались в снег. Ветер перестал, но мороз, с каждой минутой становившийся сильнее, подгонял нас.
В ту ночь мы мерзли так по очереди по два часа. Между каждым караулом я успевал немного поспать. Первые лучи солнца, которые я застал, разгребая снег, упали на мое лицо, искаженное от усталости.
С рассветом мороз еще более усилился. Выданные нам шерстяные перчатки давно прорвались, на закоченевшие пальцы мы надели вторую пару носков. Но, даже разгребая снег, согреться было невозможно. Мы хлопали себя по бедрам и топали ногами, чтобы разогнать кровь. Капитан приказал приготовить для нас кофе – почти кипяток. Это было как нельзя кстати: ведь на завтрак мы получили всего лишь порцию промерзшего сыра. Капрал, заведовавший полевой кухней, сообщил, что его градусник показал двадцать четыре градуса ниже нуля.
Не помню, сколько продолжалось наше путешествие. Все последующие дни сохранились в моей памяти как морозный кошмар. Температура колебалась между пятнадцатью и двадцатью пятью градусами. Однажды подул такой сильный ветер, что, несмотря на приказы офицеров, мы оставили лопаты и укрылись в грузовиках. В тот день температура упала еще ниже, и я был уверен, что уж теперь точно умру. Мы никак не могли согреться. Даже мочились на окоченевшие руки, чтобы согреться и дезинфицировать трещины на пальцах.