– Дорога свободна, – объявил офицер. – Можете ехать.
Мы помогли отправить раненых в полевой госпиталь.
Я вернулся в «рено». Мимо прошел Ленсен, покачивая головой.
– Видал? – спросил он.
– Да. Не знаешь, кого-нибудь убили?
– Конечно.
Конвой снова отправился в путь. Мысль о смерти причиняла мне беспокойсво; я как-то сразу испугался. Поблекло сияние солнца, мороз стал невыносимым. По обеим сторонам дороги лежали тела в длинных коричневых шинелях. Один из них, когда мы проезжали, начал жестикулировать.
– Эй, – ткнул я в бок водителя. – Там раненый, он нам машет.
– Бедняга. Надеюсь, его люди о нем позаботятся. На войне всегда тяжело. Как знать, может, завтра придет и наша очередь.
– Да, но у нас же есть врач. Вдруг он ему чем-то поможет.
– Тебе легко говорить. У нас и так два грузовика с ранеными, так что доктору есть чем заняться. Не принимай все так близко к сердцу, мой тебе совет. Ты еще и не такого насмотришься.
– Я и так уже видел достаточно.
– Да и я тоже, – сказал он. – Я видал свое колено. Осколком оторвало коленную чашечку. Думал, меня пошлют домой. Как бы не так: впихнули в подразделение водителей, вместе со стариками, мальчишками и немощными. Дело нешуточное: рана чертовски болит, к тому же приходится несколько часов ждать, пока дадут морфий.
Он начал рассказывать про свое участие в боях на территории Польши. В то время он числился в Шестой армии, которая теперь сражалась под Сталинградом.
Наступала темнота. Конвой и его сопровождение остановились у большой избы. Снегопад и ухабы не позволяли хирургу проводить операции на ходу. От потери крови умерли двое русских, а остальные ждали помощи уже несколько часов.
Я уже собирался было распахнуть дверь и побежать к полевой кухне, когда меня остановил шофер:
– Не слишком торопись, если, конечно, не хочешь провести ночь на карауле. Здесь сержант не ведет такой учет, как в казарме. Берет первых попавшихся солдат, дает им поручение, вот и все дела.
Так оно и оказалось. Вскоре мне пришлось выслушивать жалобы проголодавшегося Гальса:
– Вот невезуха! Меня снова поставили в эту ночь на караул. Что с нами будет, одному Богу известно. Мороз-то крепчает. Мы не выдержим.
Вновь стояла ясная ночь, термометр показывал двадцать два градуса ниже нуля.
Я поблагодарил шофера. Мы направились к полевой кухне, намереваясь сытно пообедать. Увидав нас, повар не смог удержаться от саркастического замечания: