А
мне не хотелось его терять. Скорее наоборот. Хотелось растягивать столь
бесценное удовольствие, как можно дольше. Смаковать, погружаться пульсирующими
рецепторами в вязкие топи упоительной эйфории, пропуская по нервам её острые
вспышки возбуждающей вибрацией…
Может
поэтому я и забил на всё остальное, наслаждаясь крайне редким для меня приходом
и заодно любуясь индустриальным пейзажем ночной столицы через панорамное окно
своей гостиной. А на деле… На деле пытаясь увидеть то, что было сокрыто от меня
сейчас неопределённым расстоянием, а также железобетонными преградами из сотен
неподвижных зданий и ярких жёлтых огоньков далеко не спящего града.
Ты ведь думаешь в эти
самые секунды о том же, о чём и я, да, девочка? Ведь об этом сложно не думать.
Оно слишком навязчиво, буквально живёт своей жизнью и преследует тебя по пятам,
как бы ты ни пыталась от этого спрятаться. Потому что спрятаться от этого
невозможно. Это равносильно тому, как сбежать из собственного тела и
собственного Я. Из своих чувств, желаний и разгорающихся под кожей жидкой лавой
неуёмных ощущений.
Дай
угадаю. Ты ведь пошла сейчас в душ, да? Ты убедила себя, что просто обязана
отмыться после всего, что тебе пришлось сегодня пережить в больнице. А не
потому, что я тебе это сказал. Ты же в жизни никогда не сделаешь того, что
прикажет тебе сделать мужчина с токсичной маскулинностью. Для тебя подобные
типы табу. Они опасны, агрессивны и могут лишить тебя в один щелчок пальцев
всей твоей свободы выбора и даже правильной для нынешнего общества женской
сущности. От них надо бежать. Бежать, бежать и ещё раз бежать, не оглядываясь.
Вот только забыть подобных экземпляров бывает крайне сложно. Особенно, когда
чувствуешь фантомные отпечатки его ладоней и пальцев на своей коже и даже до
сих пор слышишь вибрацию его звучного голоса в своей голове.
Улётные
ощущения, да, девочка? И сколько не пытайся смыть их со своего тела горячей
водой и пахучей пеной дешёвого геля, ни черта у тебя не выйдет. Всё равно
будешь непроизвольно вздрагивать, когда как бы невзначай начнёшь задевать снова
и снова свои воспалённые соски. Но в какой-то момент перестанешь на этом
зацикливаться, задерживаясь на них подольше. Закроешь глаза, представишь, что я
стою за твоей спиной и наблюдаю, как ты себя ласкаешь. Как поглаживаешь
длинными тонкими пальчиками упругие, налитые томным вожделением полушария
грудей, как щекочешь пики затвердевших сосков, думая о том, что с ними играет
кончик моего языка, и несдержанно всхлипываешь от ненормального возбуждения,
вспыхивающего раз за разом в твоей ноющей глубине… И, конечно же, думаешь о
том, что при этом делаю я. Да, моя девочка?