— Потому что они метрополийские шпионы, — удивился я. Почему-то
я был более чем уверен, что отец в курсе.
Но отец отреагировал более чем странно и зашипел на меня:
— Не смей никогда говорить об этом в вслух. Никогда не смей даже
выказывать то, что ты знал об этом! Если графиня Фонберг будет
милостива к тебе, и не выдаст то, что ты в этом участвовал — мы
забудем этот случай как страшный сон. Но если нет, Ярослав, никто
даже не посмотрит, что ты ещё дитя. Никто не смилостивится над
тобой, невзирая на то, что эта вурда манипулировала тобой!
— Подожди, я не понял, — я качнул головой, совершенно не обращая
внимания на злые возмущения отца. — Но ведь они метрополийские
шпионы! Почему их не казнят?
— Поэтому я был так зол на тебя, Ярослав, — отец тоже не слушал
то, о чём я ему говорю. — Я знал, что ты в этом замешан. Чувствовал
ту опасность, в которую по глупости ты втянул себя. А из-за этого
обыска чуть не подставил и меня с матерью! А если бы Зарина Дробус
увидела действие запретного зелья? Одно её слово — и нам всем
конец!
— Почему их не казнят? — повторил я вопрос.
— Ты не слышишь меня, сын?! — вконец разозлившись, сорвался на
крик отец. — Никогда не говори об этом вслух!
Какое-то время мы сверлили друг друга злыми взглядами, затем
отец устало произнёс:
— Иди к себе, у меня больше нет сил говорить об этом. Нам больше
ничего не остаётся, как ждать и надеяться, что всё обойдётся.
Я ещё не ушёл, а отец уже схватился за зеркало связи. Кому он
собирался сейчас звонить? Я хотел ещё так много спросить, но отец
явно не желал больше отвечать, а скорее всего он это сделать
попросту не мог. Великий князь сюда явно приезжал не просто так, и
кажется, я уже понял, что сейчас произошло.
Отец уже начал с кем-то связываться, заметив, что я ещё здесь,
возмущённо вскинул брови, и пришлось покинуть кабинет. Но дверь я
прикрыл неплотно и, прошагав довольно громко по коридору, тихо
вернулся и остался подслушивать.
— Игорь Гарван? — послышался удивлённый, но недовольный
незнакомый голос из зеркала связи отца. — И чем имею честь получить
твой звонок в столь поздний час?
— Ты знаешь, почему я звоню, Родомир, — стальной тон отца резал
воздух, как острый клинок.
Я напрягся, ещё не хватало, чтобы отец в порыве гнева наделал
глупостей. А ведь мне он даже не показал, как сильно его это
разозлило. Но вмешиваться я не стал, дабы не сделать ещё хуже, а
продолжил подслушивать.