– Не могу знать, товарищ старший лейтенант…
– Я говорю: что толку, что летают?
– Вы же сами просили докладывать, если борта будут садиться… Я и докладываю…
– Что за борзость в голосе? Не понял, бля! Конь педальный! – Офицер повернул голову. – Ты с кем разговариваешь?! Свободен, Титов! Дверь закрой!
– Что?
– Дверь закрой! Чтоб больше меня не тревожили! Стоять, тело! Меня будить только в двух случаях: при появлении заменщика и в случае вывода Советских войск из ДРА! Понял?
– Так точно!
– Пошел на …
Здоровяк дежурный, по силе и росту превосходящий офицера неоднократно, тут же покорно изогнулся, будто лакей, которого обругал ворчливый барин, попятился из комнаты. Знакомый с взрывным нравом старшего лейтенанта и будучи за срок службы, как и остальные солдаты, не единожды битый по печени и почкам, когда попадался под горячую руку или без причин вовсе, он предпочел не выпячивать излишнюю преддембельскую развязность и вышел, тихонечко прикрыв дверь. Распрямив плечи, он, как оборотень, тут же превратился в беспощадного деда, сурового властелина казармы.
Вымещая злость за только что пережитое унижение, за обидные слова, которые пронеслись по всей казарме и долетели до молодых бойцов из наряда, Титов пнул ногой нерасторопного рядового Мышковского, орудовавшего шваброй:
– Гондон штопаный! Ты когда должен был закончить уборку?!
Загремело опрокинутое ведро. Мутная вода растеклась по фанерному полу казармы.
– Я тебя, Мышара, сортир языком заставлю вылизывать! Чмо болотное! – громко, так, чтоб все слышали, закричал он.
– Младший сержант Титов! – прервал разбушевавшегося деда командирский голос.
– Ты что, салабон, не понял? – продолжал, несмотря на окрик, Титов. – Упал, отжался! Десять раз! В темпе! В темпе! Предупреждаю, Мышара, – придавил он голову солдата ботинком, чуть тише добавил: – Сгною!
– Титов! – повторно послышался окрик командира.
– Что такое ВДВ, Мышара?! – выдавливал Титов ответ ботинком.
– ВДВ – это воздушно-десантные войска…
– ВДВ – это щит Родины, салага! А ты даже для заклепки на этом щите не годишься!
От испуга Мышковский продолжал лежать на полу. Ботинки всемогущего деда удалялись к бытовке.
– Младший сержант Титов по вашему приказанию прибыл! – развязным тоном доложил дежурный, заходя в бытовую комнату и обращаясь к почти уже налысо остриженной голове лейтенанта Шарагина. Скрестив ноги, он неподвижно восседал на тумбочке. Плечи его покрывала простыня с казенным штампом Министерства обороны – фиолетовой звездой. Рядом на полке лежала форма с красной повязкой ответственного по роте.