В криогенной камере не стареют, – пришла тоскливая, похожая на смертный приговор мысль.
– Не можешь поверить своим глазам? Да, в каком-то смысле ты оказал мне услугу, сдав полиции. Теперь ты жирный, трясущийся и старый, а я по-прежнему молод. И, вопреки твоим ожиданиям, не развожу цветочки в поселении реабилитационного центра на Кьюиге. Двадцать лет… Это очень много Генрих, но в нашем деле нет срока давности, верно?
– Ты убьешь меня? – Сиплый вопрос вырвался вместе с выдохом, сам собой.
– Не знаю. – Жестко усмехнулось изображение в стереомониторе. – Руки, конечно, чешутся. Только я спрашиваю себя: какой толк пачкать хорошую машину твоими мозгами? Не слишком ли легко ты хочешь ускользнуть от возмездия?
– Анжи, времена беспредела прошли. – Хрипло выдавил Генрих, в наивной, нелепой попытке повлиять на призрака, материализовавшегося, как худший из ночных кошмаров, на заднем сидении его «Гесселя».
Отказался от охраны идиот… Поверил в собственную неприкосновенность?… – Подумал он, с усилием выдавив из пересохшего горла несколько тщетных фраз:
– Ты на Аллоре, Анжи, а он изменился… Теперь тут не стреляют по ночам. Давай смотреть на вещи трезво… – Доргаев говорил, глядя на свои побелевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в подлокотники водительского кресла. – Может я и виноват перед тобой, но ты же понимаешь: в моих силах урегулировать все вопросы и недоразумения… я готов загладить ошибки прошлого…
– Маленькая поправка, Генрих. – Ствол больно надавил на затылок, – Речь идет не об ошибке. Ты сознательно сдал меня, а потом похлопотал, чтобы памятью твоего компаньона занялись военные. Ты вышел сухим из воды, отправив меня в криогенный гроб, на двадцатилетнее промывание мозгов. Могу тебя расстроить: я оказался исключением из правил. Что-то не сработало в их системе, и моя личность осталась со мной.
Генрих едва сдержал рвущийся наружу стон.
Он слишком хорошо помнил их совместный «бизнес». Анжи был убийцей, отморозком, каких надо еще поискать на дикой Окраине; он же всегда стремился выбраться из криминальной среды, встать выше ее. Собственно события двадцатилетней давности были направлены именно на это – завязать с диким бизнесом, сохранив полученные от него деньги, и начать карьеру политика.
– Я дорого заплатил за твое кресло в Управлении Колониальной Администрации. – Словно прочитав его мысли, жестко произнес Фрост. – И ты вернешь мне этот долг с лихвой. Ну а что касается беспредела, – все в этом мире относительно, вот увидишь. И ты будешь принимать самое деятельное участие в реинкарнации прошлого. – Все же двадцать лет информационного прессинга не прошли для разума Анжи бесследно, – он перемежал свою грубую речь такими словами, которых раньше попросту не знал, но это, к сожалению, не меняло сути его намерений.