– Мне жаль, что тебя побеспокоила.
Ирис закатила глаза:
– А мне нет. Беспокой, если по делу. Но раз выяснилось, что твой красавчик просто гуляет, я пошла спать. Дальше переживай одна. А ещё лучше – бери пример с меня. Утро вечера мудренее, известная мудрость.
– Спокойной ночи, – пожелала Катрин.
Хотя от ночи там осталось-то почти нет ничего. Стрелки часов показывали скорее на раннее утро – почти половина четвёртого.
Не потолке высветился тёмный квадрат окна на вспыхнувшем молнией серебристом свету. Гул мотора так же свидетельствовал о том, что подъехала машина.
Распахнув штору, Катрин выглянула на улицу.
Интуиция не обманула. Приехал Альберт.
Придерживая рукой ночную гардину, Катрин с замиранием сердца глядела вниз.
Вполне будничным движением нажав на кнопку блокировки дверей и включения сигнализации, Альберт небрежным жестом опустил ключи в карман.
Светлые волосы под ярким светом фонаря нимбом светились вокруг лица.
Он казался ненастоящим, как ненастоящими выглядят порой знаменитые актеры. Пока горят софиты всё слишком гламурно и приглажено. Не бывает в реальной жизни такого. Не бывает.
Словно почувствовав на себя взгляд (а может быть и действительно ощутив его), молодой человек повернувшись, поднял голову.
Катрин была уверена, что он смотрит на неё.
Отчего-то она воровато отступила, будто застигнутая за чем-то нехорошим. Штора упала, закрывая её от мрака, заглядывающего со стороны улицы.
Сердце учащённо билось.
Катрин прошлась по комнате. Поглядела на себя в зеркало. С бледного, как простыня, лица, потерянно глядели серые глаза.
Она ждала стука в дверь, не зная, чему сильнее огорчится – если Альберт постучит в дверь или если всё-таки нет.
Он постучал.
Рывком распахнув дверь, Катрин оказалась один на один со своими страхами и надеждами.
Альберта тоже румяным не назвал бы никто. Лицо его было сосредоточенным, можно даже сказать, замкнутым. Взгляд – серьёзным.
– Я видел, что ты не спишь. Пустишь меня?
Катрин посторонилась и Альберт прошёл в комнату, распространяя вокруг себя холодную свежесть зимней ночи, запах дорогого табака и едва уловимый шлейф парфюма.
Он обернулся, но прежде, чем успел хоть что-то сказать, Катрин набросилась на него с волнующим её вопросом:
– Где ты был?
Голос её был переполнен не гневом. В нём звучали боль и обида.