– Ты не думаешь, что он будет ненавидеть нас? – тихо выговорил я. – За то, что мы вернули его в мир, который он так пытался покинуть? Он воспримет своё воскрешение как нечто болезненное и неправильное. Да так, оно, по сути и есть.
– Думаю, – деловито кивнула Синтия. – Поэтому и попросила тебя остаться и разобраться с тем, что мы натворили.
Перехватив мой взгляд, она невозмутимо пожала плечами:
– Ладно! С тем, что я натворила.
– Как ты хочешь, чтобы я с ним разобрался.
– Поговори с ним. Объясни, что случилось. Так, как сам посчитаешь это нужным.
Глядя на выхваченное нами из пустоты создание, я чувствовал и жар, и холод одновременно. Разочарование заставляло меня чувствовать себя как на иголках. И в тоже время нельзя было не признать, что даже на фоне Эллендажйтов, красавцев как на подбор, незнакомец отличался какой-то особенной прелестью. У него бы неземной вид ангела с картин.
– Так красив, – задумчиво протянул Синтия, не сводя с него глаз.
– Возможно, всё дело в освещении? – предположил я.
Мерцающий свет танцевал изящными плоскостями и углами на лице незнакомца с дорогим нам именем.
– Настоящий лунный принц, – с задумчивой усмешкой проговорила Синтия, проведя пальцами от предплечья до плеча незнакомца с лёгким интересом, который можно было бы проявить к красивой статуи. – Прекрасен, как падающий с серебристо-серого неба снег.
– Ага, – мрачно кивнул я в ответ. – Только вспомни: Pulchritudo est crudelis
– Красота жестока, – кивнула Синтия. – В нашем фамильном случае с этим трудно поспорить. Но ему вряд ли удастся нас чем-то удивить. Зато предстоит самому, как минимум, очень удивиться.
Смерив Синтию взглядом, я покачала головой:
– Почему ты меня не послушала? Теперь в мире на одно прекрасное чудовище больше. А зная нас так, как знаем себя мы сами, приходится сильно сомневаться в правильности того, что именно красота спасёт мир
– Тише, Альберт! – шикнула на меня Синтия. – Мне кажется, или он действительно приходится в себя?
Мы оба замерли, как двое нашкодивших школьников, застигнутых на месте преступления строгим учителем.
Даже не прикасаясь к нему, я чувствовал, как в его груди начинает биться сердце. Упрямыми болезненными толчками. И понял, что ему больно. Очень больно.
На стройной шее отчётливо затрепетала жилка. Серебристые волосы словно засветились ярче, будто наполняясь лунным светом. Лицо незнакомца казалось очень бледным, на нём словно не было ни одной поры – гладкая, как атлас, кожа.