Глеб позвонил в дверь. «Тиль-тиль-тилиль» - прозвучал звонок. За
дверью послышались робкие шаги.
- Кто там? – настороженный детский голосок. Глазок на секунду
закрыла тень.
- Я, Наташка. Глеб. Открывай.
Дверь открылась. Наташа еще не успела переодеться и стояла перед
ними в блузке и школьной юбке. Волосы были подстрижены в каре и
перехватывались заколками. Карие глаза смотрели настороженно.
- Привет! Знакомься, Наташка. Это Саша.
- Твоя девушка, что ли?
Глеб и Саша переглянулись. В глазах Глеба стояли смешинки.
- Да, я его девушка, - обреченно сказала Саша мрачным тоном, -
или что-то вроде того.
Глеб незаметно для Наташи иронически поиграл бровями, улыбнулся,
но ничего не сказал.
- Чай будете пить?
- О! Чай! Супер! – Глеб снял свою куртку, принял куртку от Саши
и повесил на вешалку, - Слушай, а можно я пока Саше вашу с Настей
комнату покажу?
- Это зачем еще?
- Да что тебе, жалко, что ли?
Глеб демонстративно обнял Сашу за талию и повел через гостиную в
дальнюю комнату. Наташа рысью бросилась в свою комнату, пытаясь
опередить непрошеных гостей.
Комната Насти и Наташи была именно такой, какой бывают комнаты
девушек-подростков: куча сувениров, игрушек, дисков, журналов и
книг вперемешку с одеждой в неубранной постели. Наташа, покраснев,
бросилась хватать вещи с кровати и швырять их в шкаф.
- Глеб, - шепотом сказала Саша Глебу, - чтобы осмотреться тут и
поискать опасные вещи, мне понадобится как минимум полчаса. А то и
больше.
Глеб кивнул.
Пока Наташа спешно прибиралась и приводила в порядок свою
постель, Саша неторопливо оглядела комнату. Кровать Насти, стоящая
у окна, была аккуратно застелена полосатым покрывалом. На чисто
протертой тумбочке лежали стопкой сложенные книги. Саша представила
себе, как мать Насти, усталая после работы, приходит в эту комнату,
аккуратно складывает вещи в стопку, протирает любовно тумбочку,
застилает кровать, стараясь разгладить складки, а потом, присев на
стул, закрывает глаза руками и прислушивается к звенящей тишине,
которая царит в комнате. От прибранного письменного стола Насти, от
ее бережно развешенной на стуле кофточки струилась такая
материнская нежность и забота о своем несчастном больном ребенке,
что Саше стало неловко за свои подозрения в отношении родителей
Насти. И даже за свое присутствие здесь. Она почувствовала себя
непрошенной гостьей в обители материнской скорби и любви.