Да что ж выть-то напрасно? Жалью моря не переедешь, века не
изживешь. Соберутся волколаки на поляне лесной, там, где папора на
Купалу огневыми лепестками цветет-рассыпается, в кружок сядут и
давай друг дружке про судьбу свою рассказывать, душу изливать.
- Женился я, братья, - рассказывает один волколак, - и пошел
жить в дом к жене. А у нее батька старый был. И страшенный такой:
руки, как коряги, до колен свисают, и рот от уха до уха. А
посмотрит иногда так, что от страха чуть язык свой не проглотишь. И
стал я замечать, что тесть по ночам пропадает куда-то. Утром придет
и до вечера есть не хочет. Я у жены спрашивал, а она на меня шикала
только: «Молчи, дурень, о чем не понимаешь. Не твоего ума это дело.
Сиди да помалкивай».
Не стало у меня мочи терпеть. Дай, думаю, разузнаю, в чем дело.
Сделал я вид, что в ночное пошел, а сам за тестем следить стал.
Вот, вижу я, ровно в полночь пошел он к лесу. Пришел на опушку и
воткнул в землю три ножа. Перепрыгнул через один, через другой,
через третий и стал волколаком. Превратился в волка и в лес убежал.
Подумал я, подумал, тоже через ножи эти перепрыгнул и тоже волком
стал. Побежал я за тестем. Вот, вижу я: собрался тесть мой и другие
волколаки около дороги лесной и сидят там. Много их там собралось.
Смотрю – едут по дороге подводы с людьми. Одну подводу волколаки
пропустили, вторую тоже пропустили. А на третью набросились скопом
и разорвали. И кобылу съели, и людей тоже.
Испугался я тут, назад бросился к поляне лесной, перепрыгнул
через три ножа и снова человеком сделался. Прибежал я домой ни жив,
ни мертв. Жена спрашивает, что, мол, стряслось, а я молчу,
отнекиваюсь, сказать ничего не могу. Язык за порогом оставил.
Вот под утро батька тоже воротился домой, ничего не говоря,
спать завалился.
А вскоре соседка прибежала. «Ох, слышали, что ночью-то
сделалось? Поехали наши мужики на мельницу муку молоть. Затемно
выехали, чтобы на заре приехать. Петр да Михайло первые поехали.
Жены их проводили, перекрестили, как положено, в путь-дорогу
благословили, вот они и доехали до места как ни в чем не бывало. А
Осип-то пьяный был. Жена его не пускала пьяного на мельницу, ругать
стала, отговаривать, да он ее не слушал. Осерчала жинка да и
говорит: «Езжай на свою чертову мельницу, чтоб тебя там черти
смололи, глаз б мои тебя не видели». Ну, его, не благословленного,
в лесу волки-то и загрызли с кобылой и работником вместе». Услышал
я это, аж побелел весь. Так у меня сердце петухом и запело.