Подошел Бэдлстоун и заговорил. Хорнблауэр слушал, балансируя на рундуке; он еще не до конца приспособился к хаотическим движениям «Принцессы», что затрудняло бритье, для которого требовались обе руки: одной рукой держать бритву, другой растягивать кожу.
– Так значит, «Отчаянный» налетел на Черную скалу, – сказал Бэдлстоун.
– Я знал, что он на мели, но не знал, где.
– По-вашему, на дне морском – значит на мели? Он напоролся на камни в отлив, получил пробоину, наполнился водой, и в прилив его опрокинуло.
Удивительно, как быстро такие, как Бэдлстоун, узнают новости во всех мелочах.
– Жертвы есть? – спросил Хорнблауэр.
– Не слышал, – ответил Бэдлстоун.
Если бы утонул кто-нибудь из офицеров, об этом бы наверняка говорили. Значит, все живы, включая Буша. Хорнблауэр смог сосредоточиться на том, чтобы выбрить трудный участок в левом углу губ.
– Даете показания на трибунале? – спросил Бэдлстоун.
– Да. – Хорнблауэр не имел ни малейшего желания снабжать Бэдлстоуна дополнительным материалом для сплетен.
– Если ветер отойдет к западу, я отплыву без вас. Ваши вещи сгружу в Плимуте.
– Вы чрезвычайно любезны. – Хорнблауэр чуть было не дал выход чувствам, но вовремя себя одернул. Нет смысла браниться с плебеем, даже если оставить в стороне иные соображения. Он вытер лицо и бритву, затем встретил взгляд Бэдлстоуна.
– Не многие бы так сказали, – проговорил тот.
– Не многие нуждаются в завтраке, как я сейчас, – ответил Хорнблауэр.
В восемь часов подошла шлюпка, и Хорнблауэр в нее спустился; на боку у него висела дешевая шпага с бронзовой рукоятью, а единственный эполет на левом плече означал, что его еще не утвердили в звании капитана. Однако, когда он поднялся на борт «Ирландии» вслед за двумя капитанами с эполетами на обоих плечах (очевидно, тем предстояло заседать в судебной комиссии), его встретили всеми положенными почестями. На подветренной стороне шканцев прохаживались взад-вперед, о чем-то напряженно беседуя, Мидоус и Буш. Мичман, встретивший Хорнблауэра, сразу отвел его в сторону; это лишний раз подтверждало, что он вызван как свидетель-эксперт и, дабы сохранить беспристрастность суждений, не должен разговаривать с обвиняемыми.
Наконец пушечный выстрел возвестил, что началось заседание. Через двадцать пять минут Хорнблауэра вызвали в каюту, где за длинным столом сверкали позументом семь капитанов. С одной стороны сидели Мидоус, Буш, штурман Проуз и боцман Уайз. Горько и неловко было видеть тревогу на их лицах.