– Не надейся, солнце мое, он не вернется. Он не понимает, что с нашим министерством будет через месяц, и на всякий случай использует отпуск целиком, а то вдруг потом не удастся. Новый министр – темная лошадка, никто не знает, чего от него можно ожидать.
– А мне показалось, он нервничает и хочет держать руку на пульсе, – заметил Юра.
– Вот тут ты прав, он хочет быть в курсе, только работать при этом он не хочет. Наш Афоня далеко не уедет, даже, наверное, пределы Москвы не покинет, будет сидеть на телефоне и держать нос по ветру, может быть, и сюда пожалует, в кабинете запрется и будет решать свои личные проблемы. Только из отпуска он не отзовется и работать не будет, на это не рассчитывай. Тебя может спасти только убийство председателя Госдумы, вот тогда Афоню точно выдернут на службу. Но и тебе небо с овчинку покажется.
– Типун тебе на язык, – перепугался Коротков. – Ты что такое говоришь-то? Накаркаешь еще. Ладно, я уж сам как-нибудь… Но я все равно буду тебе звонить. И приезжать к тебе буду.
– Не будешь.
– Буду. Никуда ты от меня не денешься.
– Я тебя не пущу. Дверь не открою.
– Напугала… Чистяков откроет.
– Он не откроет, я его предупрежу. И к телефону подходить не буду. И мобильник выключу.
– Слушай, не вредничай, а? Ты о своей жизни заботишься – вот и заботься, а я о своей тоже, может, хочу позаботиться. И если мне нужен будет твой совет, твои мозги или хотя бы просто твои уши, я их все равно получу, хочешь ты этого или нет. Усвоила?
– Усвоила, – покорно ответила Настя. – А глаза не будут нужны? Или другие части тела?
– Не дерзи начальнику, мала еще. Иди поцелуй дядю в щечку и шлепай отсюда, не мешай старшим по званию работать.
Настя подошла к нему, поцеловала в макушку, в самую серединку, где светилась проплешина. От Короткова пахло немытыми волосами, усталостью и безысходностью.
– А ты все-таки не дал мне слово.
– Какое еще слово?
– Честное. Что не будешь дергать меня и грузить работой ни за что на свете, что бы ни случилось.
Он снова снял очки и принялся внимательно их рассматривать.
– Ирка собирается на Пасху на Крестный ход идти, – задумчиво произнес он. – Хочет, чтобы я с ней пошел. В Елоховский собор. Сходить, что ли?
– Ты же некрещеный. И неверующий.
– Вот я и думаю… Раз я некрещеный, то в храм мне входить нельзя, так что на службу я в любом случае не пойду, а если снаружи постоять, то, наверное, можно. Или как? Не знаешь, какие там правила?