И тут же во мне подняла голову жалость. Ну оступился парень, ну бывает же со всеми… Может, ему помощь нужна, а я сразу же от него отказалась. Как трусиха последняя за свою шкуру испугалась, а про него забыла. А что если его сейчас там избивают полицейские? Выбивают признания, пытают? Жалко же дурака. Может, он вообще впервые этим занимается? И уже жалеет?
— О чём так задумалась? — тяжёлые, сбившиеся в густой комок мысли своим вибрирующим баритоном разбавил Илья.
Я облизнула пересохшие губы, отвернулась к окну.
— Тебя это не касается.
— А кого касается? Твоего барыги?
— А тебе какое дело? — шиплю в ответ, даже не повернувшись.
— Ну, это же я твою задницу спасаю, нет?
— Ты всего лишь везёшь меня в отделение полиции. С этой задачей мог справиться любой таксист, — спускаю зажравшегося мажора на землю. — В остальном мне твоя помощь не нужна.
— Ааа, — тянет он иронически. — Ну, окей. Не нужна, так не нужна.
— Так вы говорите, ваша сумка? — хмурый взгляд в окошко. — И паспорт ваш?
— Моя. И паспорт мой, — киваю, с опаской поглядывая на тучного дяденьку дежурного. Тот хмуро меня рассматривает в ответ.
— Так, значит, сообщница?
— Что? — теряюсь. Как это сообщница?
— Он сумку у тебя воровал? — мужчина как-то резко переходит на «ты», и я начинаю мелко трястись, словно, и правда, совершила что-то противозаконное.
— Нет. Не воровал. Я сама отдала. Мы с Максимом ехали в такси и…
— Значит, подружка. А следовательно – сообщница, — заключает дежурный и берёт в руку телефонную трубку. — Виталич, тут новая клиентка у тебя. Та, которой паспорт.
Чего? Какая ещё сообщница? Я вскидываю удивлённый взгляд на дежурного и потерянно мотаю головой.
— Я не сообщница! Я просто его знакомая! Вы… Ой, — пячусь назад, когда из длинного коридора появляется заспанный полицейский. Ещё один. И направляется прямо к нам.
— Ну чё? Эта?
— Угу, — скучающе кивает дяденька дежурный. — Она.
— Вы не поняли! Я не сообщница! Я ничего не знаю о наркотиках! — но полицейский в помятой рубашке только сонно потирает глаза и тащит меня внутрь помещения. Тут пахнет кофе и чем-то несвежим. Словно у кого-то ужин протух. И в груди волной поднимается паника.
— Сейчас ты мне всё расскажешь. На пару со своим дружком чистосердечное накарябаете.
— Стойте! Да вы что?! Пустите! — пытаюсь воспротивиться, в ужасе вырываюсь, но он держит цепко, сильно сдавливает предплечье. Я оборачиваюсь назад, нахожу взглядом явно заскучавшего мажора. — Скажи им! Чего ты молчишь?!