— В тот раз он впервые назвал себя
богом, — Фэб тяжело вздохнул. — Богом, который идет из одной
бесконечности в другую. Богом, который должен определить путь.
Богом, который, по его словам, должен привести этот мир к
абсолютному совершенству, исправить его, доделать то, что не
сделано по сей день.
Отец Анатолий смотрел на Фэба
расширившимися от ужаса глазами.
— Это... серьезно? — почему-то
шепотом спросил он.
— О, да, — кивнул Фэб, а следом за
ним кивнули Берта и Кир.
— Там довольно сложная теория, —
продолжил Фэб. — Он говорил долго в тот раз, но я могу в общих
чертах объяснить всё кратко. По его словам Истинный Бог когда-то,
может быть, в самом начале времен, осознал, что, будучи Богом, он
не сумеет проникнуться своим творением и в полной мере разделить
его судьбу. И он... разделился. На части временные и постоянные. На
бесконечные цепи вечной жизни, и бесконечные воплощения. Он
придумал себе некий путь, и вознамерился его пройти, чтобы потом,
соединившись с самим же собой вновь, обрести прежнее могущество, но
с новым осознанием.
— Угу. А сейчас он, получается,
проникся, осознал, и решил соединиться с самим собой обратно,
чтобы, значит, подарить миру новый порядок, и всё станет зашибись,
— произнес Скрипач задумчиво. — И в процессе он решил убрать, так
сказать, отходы собственного производства, коими счел нас. Я не
совсем понял, кто такие мы в этой его теории?
— Сдерживающий фактор, — вздохнула
Берта. — Что-то, что его до поры, до времени подтормаживало, не
давало слишком быстро действовать. Нечто, нужное для осмысления
каких-то деталей и процессов.
— Да-да, верно. Нас он сравнил со
скорлупой яйца, плацентой, и еще кучей других неаппетитных вещей, —
заметил Скрипач. — Это когда он перед нами на Берегу изгалялся.
Кстати, у него и там уже действительно приверженцев полно, как мы
поняли. Кого-то он даже там обработать уже успел.
— Чудовищно, — покачал головой отец
Анатолий. — Ни одна нормальная церковь никогда в жизни...
— Нормальные его и не приняли. А вот
другие — за милую душу, — Фэб отвернулся. — Но ты ведь понимаешь,
Толя, что нормальные ему не нужны, а нужны благонадежные. Дальше,
думаю, догадаться будет несложно.
— Знаете, что самое смешное в этом
всём? — вдруг сказал Кир.
— И что же? — мрачно произнес
Клим.
— Да то, что этот хрен с горы всегда
был если не атеистом, то агностиком, да и то, такой себе из него
получался агностик. Наука-наука, а бог то ли есть, то ли его нет, и
не всё ли равно, — Кир хмыкнул. — И на тебе, в боги записался. Да
не в демиурги какие местного разлива, а вообще, в начало начал.