-Вот учишь тебя, парень. А всё бестолку. Обстановку
контролировать я должен за тебя? А бестолковкой своей
думать?
Сознание вернулось к Волку
кристально чистым. Боль практически исчезла, тьма отступила.
Напротив юноши, в высоком, обитом мехом кресле, восседал
Старик.
-Ну ладно, я могу допустить что ты не выдержал бы
против четверых. Бойцов. Но ведь это были обычные крысы. Трусливые
и сытые, а не доведенные до отчаянного бешенства.
Что Волк мог ответить на это? Что
четверо — это четверо? Фаллстар сам учил юношу бить противника лишь
на своих условиях, неожиданно и в максимально не комфортный для
оппонента момент. Ведь, каким бы ты сильным, ловким и умелым ни
был, но в драке ты либо диктуешь
условия, либо тебя бьют. Юноша не был готов к нападению, не
диктовал условия. За что и поплатился. И тут Старик прав. Раньше
такое было невозможно. Недопустимо. Постоянная концентрация, ни на
секунду не прекращающаяся борьба с усталостью и ленью -
иначе в бараке чернорабочих не
выжить. Но он расслабился. Потерял хватку. Пусть всего на миг. Но
этого хватило. Да, практически хватило. Поэтому Волк лишь виновато
и зло смотрел на своего наставника. А тот, как ни в чём небывало,
продолжал распекать своегоученика. Затем Старик погрозил юноше пальцем,
улыбнулся и легонько щелкнул по лбу. Мир вновь потемнел, сжался до
единственной, всепоглощающей черной точки.
Трудно сказать, повторялись ли
подобные беседы в дальнейшем, но эту Волк запомнил. Поэтому в тот
самый момент, когда пришла пора окончательно приходить в себя,
молодой заключённый Альегора дал себе время внимательно изучить
окружающую обстановку, и лишь затем объявить миру о своём “пробуждении”.
Надо сказать, что эта самая
обстановка ставила юношу в тупик, явно не являясь ни знакомым
бараком чернорабочих, ни помещением пекарни, ни даже комнатой в
резиденции Торгвара. Помещение, в котором он находился,
представляло собой достаточно ветхую лачугу. Тёмную, сырую, со следами плесени на стенах и
жизнедеятельности крыс на полу. Комбинация крысиного помёта,
сырости и пыли создавали в воздухе совершенно непередаваемый
обычными словами аромат. Волк, впрочем, был привычен к разным
запахам. И куда в большей степени его интересовал человек, сидящий на
невероятно уродливом столе в самом углу комнаты. Ни кресла, ни даже
столь же уродливого табурета в помещении не было. Человеком, при
более внимательном изучении, оказался Кремень.