В больнице оказываемся вовремя. Подруга не сводит с меня глаз, заботится как о родном человеке. В голове не укладывается, что стало бы со мной, если бы ее с Рамилем не было в моей жизни.
Пока мы ждем врача, я сильно задумываюсь. Лера сжимает мое плечо в знак поддержки, несмело улыбается.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Хотела бы, чтобы он был рядом, верно? Это невыносимо больно. Мечтаешь и мечтаешь... А когда приходит время, любимого рядом нет, — глубоко выдыхает. — Но я уверена, что все скоро наладится. Предательство простить сложно, Алена, я не отрицаю. Однако еще сложнее не прощать и жить притворяясь. Вести себя так, будто ненавидишь его. Хоть и в глубине души понимаешь, что безумно любишь...
— Нет, Лер, — качаю головой. — Простить не вариант. У Рамиля были причины сомневаться в тебе. А тут...
— Не нужно так категорично, — кладет руку на мой живот и гладит его. — Не забывай, что ты беременна. Носишь под сердцем его малыша, милая. Каждый день он перед твоими глазами будет, — тихо смеется подруга. — Представь себе. Темные глаза. Густые черные волосы и брови. Обнимать будешь и целовать. Его вспоминать...
Улыбка сама собой расплывается на моем лице. Черные волосы, брови, глаза... Рома, как же ты все испортил... А ведь я действительно мечтала о своместной жизни. О детях...
— Алена?! — доносится женский голос. Голос, который хлеще пощечины врезается в меня. Оборачиваюсь в надежде, что это не та, о ком я думаю. Но это она. Анна собственной персоной. — Ты что, беременна?
Меня не волнует ее вопрос. Меня не интересует ничего. Мне всего лишь больно... Ведь она не одна, а с мужчиной... Боже, как же больно. Лучше бы я не видела эту картину!
РОМАН
— А-а-ах! — бью кулаком в стену что есть силы. Не проходит. Эта тупая боль в области сердца не умолкает. — Идиот! Идиот! Как ты мог?
Рычу, как бешеная собака, потому что не понимаю самого себя. Как я, сука, мог так поступить с Аленой? Как я умудрился поверить Сереге? Как я мог отдать свою Мышку чужому человеку? Как? Как?!
— Успокойся, — Кирилл отталкивает меня от стены, в которой появились несколько узоров, смахивающих на паутину. — Таким образом ты ничего не вернешь, Рома. Успокойся, млядь! Угомонись!
— Ты не понимаешь...
— Чего я не понимаю? Да, ты накосячил. Жалеешь. Только... Бейся головой об стену. Вены себе порежь. Или застрелись. Что потом? Тебе будет легче? А Алене? Что с ней станет тогда, Ром?