– Так вот… я насчёт своего предложения, – вновь заладил о своём Кирилл.
– Прости, Кир, мы не в Штатах. Тут такое не прокатит. Да и вообще я отдохнуть хочу после Лондона.
– Вымотался там?
– Ирка добила, ну ты знаешь. Деньги есть, это не проблема. Пока не буду ничего искать, другие вопросы надо решить, потом уже о работе думать.
– Понимаю, - сочувствующе протянул друг.
– Как у тебя с Ксенией? – в свою очередь поинтересовался Антон.
Кирилл поджал губы в печальной усмешке, что означало: даже не спрашивай.
– Она вечно за границей, а я не могу бросить семейный бизнес. Привязан я к России. Да и, если честно, - он обернулся, чтобы подмигнуть мне, - и не хочу никуда уезжать. Есть же этот… как его… гостевой брак. Слышал?
– Слышал, а ты, что, жениться собрался?
– Неее… это на всякий случай, если уж она совсем прижмёт. Я же не из тех, кто трахает всё, что движется. Привык уже к ней. Ладно, не будем о грустном, да и почти приехали.
Пару минут спустя Кирилл оставил Антона на пустынной улице перед внушительным старинным зданием, где Ирина жила с отцом и сыном. Ему было трудно сделать этот шаг – войти в парадную, подняться на нужный этаж, посмотреть в глаза сыну. И заметить, что между ними нет никакого сходства. Слушать, как он что-то ему рассказывает и думать о нём лишь как о продукте лжи его матери. Антон сотни раз повторял себе, что Ваня не виноват, сотни раз клял себя за подобные мысли, но они возвращались к нему настойчиво и неумолимо.
Поднимаясь в квартиру, Шереметев приказывал себе оставить гнев, боль, раздражение за порогом.
И когда Ваня с криком «Папа!» подбежал к нему, Шереметев ощутил, что будто рождается заново, что пустота в его душе заполняется потоком облегчения, который пробежал по его телу, стоило тонким детским ручкам сомкнуться у него на шее. Голос Вани, который несколько недель преследовал Антона, особенно по ночам, во снах, завладел им. Он обнял семилетнего ребёнка, поднял на руки, замечая, как горят от любви и целой радуги эмоций глаза сына, совсем другие глаза, ни как у него, но улыбка Вани и слова «Я скучал по тебе, папа. Я думал, что ты не придёшь» смели все сомнения и тревоги в душе Антона.
Шереметев не мог удержаться от слёз. Нет, он не заплакал, но почувствовал неприятную, хотя и очищающую влагу, наполнившую глаза. Ваня делал его более живым, более правильным. И он всё ещё оставался его сыном.