Но для Кирстин красота мужского тела была абстрактной, оторванной от сексуальных подтекстов. Когда она работала, перед глазами стояли фотографии скульптур Донателло и Микеланджело, где каждая чёрточка дышала жизнью и особой, естественной красотой.
Так и её фигуры обычно являли собой воплощённую в глине плоть. Глаз Кирстин подмечал каждый нюанс, строение мускулов, изгиб пальцев или рук… Если линия не запоминалась сама собой, то иногда девушка обнаруживала, что пальцами обрисовывает в воздухе зацепивший её внимание предмет, силясь запомнить его так.
Сейчас же скульптуры её всё сильнее уходили в абстракцию. Она то и дело ловила себя на мысли, что не может изобразить того, что вертится в голове, потому что оно не имеет плоти.
— Импрессионизм — это что-то новое для тебя, — замечал Огилви, глядя на то, что она сотворила, но Кирстин лишь вздыхала.
— Я знаю. И абсолютно к этому не стремлюсь.
Стоило Огилви отступить хотя бы на шаг, как мысли Кирстин снова улетали далеко.
С начала второй недели она вовсе перестала носить с собой телефон — чтобы не расстраиваться лишний раз. Поймав себя на мысли, что хочет проверить, кто ей написал, она торопливо её прогоняла. Но, закончив занятия, всё равно заходила в свой профиль — и с тоской отмечала, что Охотник не появлялся в сети с тех самых пор, как её пригласил.
«Он передумал», — всё сильнее укреплялась мысль у неё в голове. Но представить, что откажется от поездки, Кирстин уже не могла. Она так чётко представляла себе её — всю, за исключением лишённой плоти фигуры, которая шествовала рядом с ней в этом видении — что почти уже пережила.
Накануне днём ноги сами понесли её к автобусной станции — но на полпути Кирстин остановилась и замерла, думая, идти ли вперёд.
На ней была весенняя куртка, и снег на тротуарах уже стал растекаться ручьями. Ноги в первые же двадцать минут промокли, а ехать предстояло всю ночь.
Кирстин представила, как стоит в темноте на дороге и голосует, а её никто не берёт.
Если бы Охотник соизволил появиться в сети, она могла бы предупредить его, что выедет утром — потому что назначенное время с двенадцати часов — оказывалось ни то, ни сё.
Но передоговориться она уже не могла и потому, решительно развернувшись, направилась на вокзал.
Билет обошёлся ей в семьдесят два фунта, правда пришлось его взять на обычный поезд, но Кирстин решила, что это того стоит.