Кирстин попыталась вывернуться из ремней — желание свести ноги и избавиться от позорного зуда внутри было нестерпимым, но ничуть не помогло.
Ком подступил к горлу, и Кирстин всхлипнула — но слёз на щеках не ощутила.
Кирстин не была религиозна, но в эти мгновения не нашла ничего лучше, чем зашептать молитву, которой бабушка учила её, когда ей не исполнилось и шести лет.
Не к месту вспомнилось, как та умерла — и следом пришла мысль о том, что очень скоро, наверное, умрёт и она сама.
— Этого не может быть… — прошептала Кирстин.
Стремительно всплывали в сознании день за днём все прошедшие недели. Как в дурном кино, медленно разворачивалась в обратную сторону цепочка событий.
Кирстин думала об Охотнике. Дискомфорт, терзавший тело, не значил ничего по сравнению с той болью, которую она испытывала при мысли о своём выдуманном друге. В сравнении со смущением и растерянностью от понимания того, что Охотника не было — а если и был, то Кирстин вовсе его не знала. Она всё придумала и от осознания собственной глупости ещё сильней захотелось плакать.
— Ненавижу тебя, — прошептала она.
Кирстин теперь отчётливейшим образом понимала, что не было ни малейшего повода доверять человеку, который ей писал. Что никогда тот не рассказывал о себе, и все представления Кирстин о нём родились у неё в голове.
«Что он обо мне думал?» — родился несвоевременный вопрос. «Ничего, — ответила тут же Кирстин сама себе. — Он смеялся надо мной».
Кулаки сжались. Кирстин чувствовала себя дурой — но поделать ничего уже не могла. Её захлестнуло отчаяние.
— Помогите! — крикнула она, но так тихо, что сама себе не поверила бы.
Она не знала, где находится, но уже понимала, что здесь никто не станет ей помогать.
— Пожалуйста, за меня никто не… — Кирстин запнулась, передумав договаривать. — Пожалуйста, отпустите меня!
Ответом была тишина. Только мерно жужжал инородный предмет внутри.
Кирстин обнаружила, что если не говорить, то этот предмет — с его тихим жужжанием и странным зудом — оказывается единственным, что она осязает в этой пустоте.
Мысли невольно сосредоточились на нём — и тут же Кирстин показалось, что непрошенное удовольствие становится сильней.
Она едва не заплакала, но не нашла слёз.
От мыслей о происходящем и тем более от ощущений, которые она чувствовала внутри, возбуждение нарастало.