Инна Александровна Чему, Василий Васильевич, при такой жизни не научишься. Я с Сергеем Николаевичем в Туркестан ездила на экспедицию, так полторы тысячи верст верхом сделала, по-мужски. Мало ли бывало! Тонула раз, два раза горела… (Тихо.) Только скажу вам, Василий Васильевич, – нет ничего страшнее в мире, как болезнь детей. Раз, тоже в экспедиции, у Колюшки жаба открылась. Ни доктора, ни лекарств, до ближнего жилья верст пятьдесят, а то и больше. Выбежала я из палатки да как брякнулась о землю… вспомнить страшно. Ведь у меня двое детей умерло, вы знаете. Один на седьмом году, Сереженька, другой еще грудным. Анюта раз при смерти была, да что вспоминать… Тяжелая наша материнская доля, Василий Васильевич… Благодарение еще богу, что дети хорошие вышли.
Житов. Да, Николай Сергеевич у вас удивительный человек.
Инна Александровна Коля-то! Сколько я перевидала людей, а такой души еще не встречала. Вот говорила я – чужое дело, сразу видно, что эгоистка… а Коля: если увидит он, что лев разоряет муравьиную кучу, так он один с голыми руками на льва пойдет. Вот он какой! Что-то там делается! Что-то делается!.
Житов. Если бы мне не так хотелось в Австралию…
Поллак. (входит). У вас не найдется, уважаемая Инна Александровна, чашки черного кофе?
Инна Александровна Как же не найдется? Найдется!
Минна! (Идет.)
Житов. Ну, как дела, коллега?
Поллак. Хорошо. А вы что же ничего не делаете?
Житов. Погода… Какая тут работа! Да и события такие…
Поллак. А не русская лень?
Житов. Может быть, и лень. Кто знает?
Поллак. Нехорошо, дорогой товарищ. Лунц, вы произвели вычисления, которые поручил вам Сергей Николаевич?
Лунц (резко). Нет.
Поллак. Напрасно.
Лунц Напрасно, не напрасно, это вас не касается. Вы такой же ассистент, как и я, и не имеете права делать мне замечания. Да.
Поллак. (отворачивается, пожимая плечами). Скажите, Житов, чтобы кофе мне подали туда.
Житов. Ладно. А над чем сейчас работает Сергей Николаевич? Я как-то отошел от дела за это время.
Поллак. О, у него такая работа! Я сам могу много работать, но я удивляюсь настойчивости Сергея Николаевича, силе его мозга. Трение, это возмутительное трение, отсутствует в нем, как в наших инструментах. И работает он с правильностью часового механизма: я убежден, что в его вычислениях за тридцать лет нельзя найти ни одной ошибки.