- Не надо, я сам… - остановил Ксению Глеб, когда она полезла в сумочку за кошельком, заглянув предварительно в счет. – В нашей семье платят мужчины.
Сказал это и чуть не рассмеялся в голос. В какой семье, какие мужчины? Их было двое – он, да Зоя, пока не появился Пашка. А потом их снова стало двое…
Дождь даже не собирался ослабевать – лил себе, словно решил утопить город. На улице потемнело еще сильнее. Рано и плавно наступал вечер. Они подвезли Ксению до дома и какое-то время не уезжали – смотрели, как она бежит под дождем к подъезду.
- Хочу завтра опять к ней, - раздался Пашкин голос с заднего сидения.
- А чем вы там занимались? – поинтересовался Глеб, поворачиваясь к нему, прежде чем тронуться.
- Болтали…
«Представляю…» - усмехнулся Глеб, выруливая со двора.
***
С некоторых пор воскресенья Ксения не любила больше других дней недели. С самого утра она только и делала, что думала об учебе. В последнее время эти мысли отравляли ей жизнь. Не складывались у нее отношения ни с кем в университете. Студенты шарахались от нее, как от прокаженной. Преподаватели косились недовольно. Даже денежное стимулирование, на которое она не скупилась, слабо помогало. Каждый поход в университет становился для нее испытанием. Одна мысль немного утешала – осталось потерпеть каких-то три месяца. Потом зимняя сессия и диплом, когда уже не нужно будет каждый день ходить на лекции, лабораторные, готовить и защищать индивидуальные практические работы. А с дипломом она как-нибудь уж справится.
Она думала о Паше, сидя на кухне и прихлебывая утренний кофе. Какой же он несчастный! Пережить такую трагедию, да в его-то возрасте! Ничего удивительного, что он замкнулся в себе. Даже страшно представить себе такое – увидеть мать повешенной. Маленький мальчик один на один с такой трагедией. Что же твориться у него в душе? И как он все это рассказывал – спокойно, без тени осуждения в голосе, со скорбью и глубокой любовью к женщине, которая решилась бросить его. Он страдает, что не увидит больше мать никогда, а не из-за того, что чувствует себя покинутым. Обиды в нем нет, Ксения сразу это поняла. Удивительный мальчик! И рассуждает, как взрослый, хоть и детскими словами.
Но как она могла?! Какую боль нужно испытывать, чтобы решиться уйти из жизни, бросив своего ребенка на произвол судьбы. Ксения не осуждала мать Паши, понимала, что не имеет на это права. Она пыталась понять ее и не могла. Догадывалась, что тут замешан мужчина, и тем более не понимала. У нее нет детей, но если на секунду представить, что Паша ее сын. Смогла бы она поступить так же? Да никогда! Никогда бы у нее не хватило сил свести счеты с жизнью. Или это напротив проявление слабости?