Знаменитый СИЗО «Матросская Тишина»… Толстые кирпичные стены, геометрически правильные проемы окон, забранные массивными решетками, высокий забор с глухими металлическими воротами. Проникнуть за эти стены можно лишь в качестве родственника, следователя или адвоката тех, кто содержится в следственном изоляторе. Ну и, конечно, в качестве задержанного. Их привозят в милицейском «воронке», почему-то именуемом на жаргоне обитателей тюрьмы «блондинкой».
В СИЗО несколько корпусов, но наиболее серьезным считается внутренний, девятый. До начала девяностых он относился к компетенции КГБ, и потому порядки в нем по-прежнему много жестче, чем в остальных.
Длинный, уходящий вдаль коридор, подвесные металлические перильца по бокам, потолок в металлической сетке, телевизионные мониторы и десятки дверей в камеры, или, как чаще именуют их здесь, – «хаты». Такую картину видит всякий, проходящий по этажам, будь то коридорный, начальник корпуса и, конечно же, вызванный на допрос подследственный.
Именно такую картину и наблюдал второго июня 1995 года невысокий жилистый мужчина лет тридцати, с аккуратно подстриженной шкиперской бородкой. Его вели по галерее два сержанта внутренней службы. Первый шел впереди, второй – рядом с обладателем бородки, запястья их рук были соединены наручниками.
Длинные переходы, бесчисленные переборки, решетки, металлические двери камер, мерцающие обманчивой синевой экраны мониторов – на них видны все главные артерии следственного изолятора.
Переход, лестница, еще одна лестница, снова переход, коридор и – пришли.
Тот сержант, что двигался первым, приоткрыл дверь, заглянул в кабинет и, окинув взглядом напарника, привычно скомандовал:
– Веди!
Дверной проем был узок, и подследственного пришлось пропустить вперед. Следом за ним двинулся сопровождающий.
Лязг снимаемых наручников – впрочем, спустя несколько секунд их освобожденная от руки сержанта половинка пристегнута к столу, чтобы подследственный не мог вырваться. Еще минута – и «рексы» (так обычно именуют тут конвоиров) покинули кабинет.
Подследственный остался один на один с посетителем. Невысокий, интеллигентного вида, с аккуратно подстриженными усиками, с быстрыми, но точными движениями, он смотрел на него, как лечащий врач смотрит на безнадежного пациента, которому уже не помогут ни лекарства, ни операция. Столь печально и понимающе не может смотреть ни ближайший родственник, ни «рекс», ни тем более следователь. Такой взгляд бывает лишь у опытного адвоката, понимающего всю безысходность ситуации…