- Мама сказала, что я не тяжёлая, но если тебе тяжело…
- Нет, мне совсем не тяжело, - поспешил заверить он Глашу, не чувствуя веса ребёнка.
- Это хорошо. Давай кататься.
- Вот так?
Саша направил кресло в сторону шкафа, и малышка весело рассмеялась, обняв его за шею одной рукой, другой всё так же прижимая к себе игрушку.
- Да! А теперь обратно к окну.
Саша и сам рассмеялся - настолько легко вдруг себя почувствовал. Будто не ехал на осточертевшем кресле, а шёл на своих двоих рядом с Глашей.
- Это что здесь происходит?
Вопрос раздался так неожиданно, что оба - и Зубарев, и Глаша - застыли на месте и воззрились на дверь, в проёме которой стояла Настя. И Саша не мог вот так вот сходу понять, какие чувства она испытывает.
- Мама! А мы тут решили дружить. И вот катаемся. Ты же не против?
По лицу Насти Саша видел, что она скорее против, чем за, но терпеливо ждал, что же она всё-таки скажет.
- Я не против. Но не нужно донимать малознакомого тебе человека, - наконец изрекла Настя, пытаясь говорить строго, что у неё не особо получилось.
- Она меня не донимает, - мягко заверил её Саша, после чего взглянул на нахмурившуюся Глашу и повторил: - Ты меня не донимаешь.
И та в ответ просияла:
- Это хорошо.
- Это хорошо, но мы уже собираемся домой. Иди одеваться, сегодня уедем пораньше.
Настя махнула рукой Глаше и та, проворно соскочив с колен Зубарева, убежала из комнаты, предварительно обернувшись к нему и кивнув на прощание.
- Вы уезжаете посреди твоего рабочего дня? - Саша попытался, чтобы вопрос прозвучал как можно более саркастично, хотя на самом деле испытывал скорее разочарование. От того, что Глаша убежала, и от того, что они с Настей собирались уезжать.
- Да. Мама попросила приехать раньше. Но думаю, ты будешь только рад тому, что мы перестанем тебе надоедать.
- Вы мне не надоедаете.
- Хм.
- Твоя дочь классная.
- Я знаю. Но её может быть слишком много. - Лицо Насти осветилось лёгким подобием улыбки.
- Она мне не докучала.
- Я рада.
Они замолчали. О чём думала Настя, Саша не знал, а вот он был погружён в то, что с ними случилось семь лет назад. И в чём был виноват только он.
- Ладно, я пойду, - всё же проговорила она и уже собралась было выйти, как Зубарев её окликнул: