Противный до нельзя. Этот звук заставил чувствительную девушку заткнуть уши.
Местная же животина бодро двинулась прочь от Квини, мягко и беззвучно ступая.
Послышался звук открывающейся двери, очередной громкий мяв, и голос того местного мужчины:
-- Что, Бандит, проголодался, зверюга ты этакая?
-- Погоди, погоди, дружок.
На эти слова Бандит ощерился и недружелюбно глянул единственным имеющимся в наличии глазом.
-- Ну, прости. Прости. Просто Бандит, -- весело произнес мужчина, и поставил набитые сумки на пол.
Квини спешно поднялась, оправила свое видавшее виды платье и вернулась в кресло. Она была бледна как смерть, и совершенно уничтожена.
Единственное, что в такой ситуации утешало - при ее теперешнем виде дамы лет под сорок пять, этого мужчины ей опасаться вряд ли следует.
Несмотря на такое вот, весьма специфического рода, утешение, слезы из глаз ее хлынули ручьем.
Мало того, что хлынули. Так она еще и зарыдала. Зарыдала в голос, о Сияющая Мать.
Она, дитя не самого последнего аристократического рода, представительницы которых никогда не показывали своих чувств на людях.
Володя не глядя бросил сумки и ворвался в комнату. Одноухий Бандит довольно уркнул и сунул морду в неразобранные покупки.
Он увидел свою неожиданную находку, которая свернулась клубочком в неудобном, древнем кресле.
Ее трясло, и рыдания рвали грудь. Мужчина растерянно глядел на тетку, которой явно было очень плохо, и не понимал причины.
Да, собственно, и не знал, что делать.
Честно говоря, не умел наш Володя обращаться с женщинами. Наверно, поэтому и был до сих пор один. И никакая наука тут не причем.
Он вздохнул, и медленно подошел к креслу. Медленно же дотронулся до ее плеча, не зная, что и сказать.
Квини же, почувствовав рядом человека, мужчину, как ни говори, вдруг подняла зареванное лицо, и, заикаясь, спросила:
-- Я сильно старая и страшная, да?
Володя, который ожидал любых слов, но точно вот не этих, опешил.
-- Ну-у… Вы вовсе не старая и совсем даже не страшная, -- возможно более мягко постарался сказать наш физик-теоретик.
Однако Квини зарыдала пуще прежнего, и попыталась отвернуться.
Но Володя, вот как подсказал ему кто, неуклюже плюхнулся рядом с худенькой Квини, а она взяла и кинулась ему на грудь, рыдая так горько, что и каменное сердце бы растопила.