— Господин Гор… Вы говорите на городском языке! Вы… цивилизованный человек. Я уверена, вы понимаете, что я не родилась рабыней…
Он кивнул ей – без особой доброжелательности, впрочем.
— Я … не по своей воле оказалась в племени Мэй. Может быть, вы проявите … милосердие и дадите мне свободу? Я …
— И куда ты пойдешь свободная? — вдруг усмехнулся он более добродушно. —Обратно в Гортам по бескрайней степи? Я мог бы устроить это. Жаль только, что спустя несколько дней мы найдем твои кости, обглоданные степными волками. Хочешь этого? — пристально посмотрел на нее.
Алира и сама это понимала. Даже, если уговорить вождя дать ей лошадь, далеко она не ускачет. Скорее всего, ее сожрут дикие животные.
— Нет. Но я могла бы остаться в вашем племени, — сказала Алира. — Я научусь… работать по-вашему, могу стать вашей служанкой! Я научусь быть… полезной!
Гор вдруг сложил руки на груди и расхохотался, хитро глядя на нее сверху вниз.
Потом сделал один шаг к ней и склонился в ее сторону с лукавством в глазах.
— Ты, несомненно, будешь очень полезной мне. А, значит – и всему моему племени. Знаешь, что будет, если я дам тебе свободу, и ты останешься в племени? Если мужчины узнают, что ты перестала быть собственностью их вождя? Стоит тебе выйти из шатра – и тебя заберет сильнейший из воинов. Тот, кто сможет отстоять в схватке право… заботиться о тебе. Алира, — рассмеялся он, насмешливо глядя на нее сверху вниз. — У степняков не бывает свободных женщин! Каждая – при муже, отце или брате. Лишь немногие женщины- воины имеют свободу жить сами по себе и выбирать себе мужчину. Ты – явно не воин, — улыбнулся он. — Любой, кто сможет доказать право «опекать» тебя заберет тебя себе. И я не буду препятствовать степнякам исполнять свой закон. Хочешь так?
Алира опустила глаза и закусила губу. Получается, с нравами кочевников все еще хуже… Даже, если она вымолит у вождя формальную свободу, это ничего не даст ей.
Ей захотелось плакать, ее слегка затрясло от ощущения собственного бессилия. Надежда, вспыхнувшая в сердце на несколько минут, рухнула. Показалось даже, что этот вождь поманил ее ласковым обращением, намеренно дал ей надежду – и тут же разрушил ее, чтобы рабыня знала свое место.
Это воспринималось, как … издевательство. Как жестокость. Хоть она и понимала, что он всего лишь озвучил ей законы своего племени.