До своей комнаты я добрался ближе к часу ночи. Стараясь не
разбудить соседей, я тихо снял кеды и оставил их в прихожей. Потом,
не включая общего освещения, лишь с третьей попытки вставил ключи в
замочную скважину. И тут открылась дверь соседней комнаты, и
выглянула баба Фрося.
– Чего в МУРе-то сказали? – вдруг поинтересовалась старушка.
– Карточки обещали на дополнительное питание, и то не факт, –
соврал я, внутренне посмеиваясь над бдительной соседкой. – А когда
я спросил: «Пенсионерам тоже выдадут?», мне ответили, что
пенсионерам не положено.
– Не положено, – рассердилась бабка Фрося. – Как ночь полночь
бдеть – положено, а как карточки – не положено. Огульники.
От злости старушка с силой захлопнула свою дверь. А спалось мне
в эту ночь хорошо, лишь иногда, внезапно нагревался мой новый
амулет, защищающий меня от тьмы.
***
В пятом управлении КГБ CCCР в первом отделе насчитывалось
порядка сорока оперативных работников. Лейтенант Михаил Павлович
Андроников сотрудником был новым и серьезных дел пока не получал.
Соответственно, его столик, заваленный кипой бумаг, стоял у самой
двери, и чуть что именно Михаила посылали куда-нибудь сбегать или
что-нибудь принести. «Что я тут, – ворчал он про себя, – принеси,
подай, пошел подальше не мешай?». Но все же, поручения выполнял. В
комнате кроме него располагалось еще три оперативника, которые
между собой прозвали Михаила за мелкий рост Филиппком.
– Андроников! – в кабинет вошел известный в отделе шутник и
балагур капитан Бобков. – Танцуй!
– Че это? – попытался вяло отмахнуться от него Михаил.
– Первое серьезное дело, – Бобков потряс новенькой серой
папочкой.
– Давай, Миша, давай! – заголосили, заскучавшие без развлечений
коллеги Андроникова.
– Да не надо, ребята, – жалостно посмотрел на сослуживцев
Михаил.
– Не надо? – удивился капитан Бобков. – Тогда дело передаю
Сидорову, а ты подпишешь бумагу, что отказываешься от выполнения
оперативной работы.
– Не-не-не, я пошутил, – кисло улыбнулся Михаил.
Он робко вышел из-за стола и стал, смешно напевая про барыню,
что-то такое невнятно отплясывать.
– Шибче пляши, шибче! – заржал Бобков.
– Оп, оп, оп! – поддержали капитана остальные опера.
– Барыня, барыня, – бубнил под нос Михаил, прыгая вприсядку и
разводя руки в стороны. И лишь когда на его лбу уже появилась
испарина, капитан Бобков сжалился.