Виновница скандала появилась вместе с братом, перебравшись с
носа на корму, где я задумчиво осмысливал свой разговор с
женой.
— Макс Са, я хочу, есть, — подбирая слова, но с оттенком
кокетства в голосе заявила Алолихеп, глядя сияющими глазами.
— Хочешь, есть? — переспросил я, девушка с готовностью
кивнула.
— В трюме есть рыба и сушеное мясо, возьми и поешь, отныне для
тебя самообслуживание, — холодно отчеканил я, глядя как погасли
глаза девушки от моего грубого ответа. Правда, вспыхнула и засияла
Миа, до невозможности довольная моими словами.
— Макс Са, я хочу с тобой есть, — почти промямлила Алолихеп,
делая попытку растопить мое сердце.
— Отлично, спустись в трюм, выбери еду, приготовь и принеси мне,
— теперь девушка чуть не заплакала от моей холодности. А ведь Миа
права, ношусь с ней как с писаной торбой, еду ей готовят, ничего
сама не делает, возомнила себя принцессой.
Алолихеп стояла и хлопала глазами, словно не веря своим ушам.
Два месяца ее носили на руках: вначале, потому что ослабла от
обезвоживания, потом, потому что не знала языка, еще какое-то время
спустя, потому что она не умела ничего делать. К ней привыкли, как
к предмету мебели. Однако девушка не торопилась выполнить мое
поручение, и это следовало учесть.
— Алолихеп, что я тебе сказал? Быстро в трюм и приготовь мне
еды! — На мгновение глаза девушки сверкнули, но вовремя положенная
на плечо рука брата, привела ее в чувство.
— Конечно, Макс Са, — девушка повернулась и направилась к
трюму.
Проследив за ней взглядом, я обернулся к Келадонхепу:
— Садись вместо гребца, нахлебников здесь нет, — в отличие от
сестры, парню не пришлось повторять. Крайний кормовой гребец
уступил ему место, стоял полный штиль, и «Варяг» уже полчаса шел на
веслах. Келадонхеп старался, даже очень, но тяжелое весло
отказывалось ему повиноваться. На парне моментально промокла туника
от пота, вены на руках вздулись от непривычной и тяжелой
нагрузки.
Тиландер молча наблюдал, как я размазываю по стенке брата и
сестру, но даже в его молчании сквозило одобрение. Оно же
прямо-таки написано на лицах остальных, видимо только я один не
замечал, влюбившись в Алолихеп, что их безделие всем порядком
надоело. Будь она в статусе моей жены, у русов не мелькнуло бы даже
намека на осуждение.
Вернувшись, Алолихеп чуть не выронила из рук медный поднос, на
котором лежало нарезанное мясо и рыба с лепешками, что приготовила
Нел в дорогу. Ее руки мелко задрожали, борясь с тяжелым подносом,
брат бросил на нее ободряющий взгляд, и девушка справилась с собой,
поставила поднос передо мной прямо на палубу полуюта и застыла,
пока я собирался приступить к трапезе.