«Если хочешь найти что-то принадлежащее человеку — нужна
родственная кровь», — предположил мужчина.
Родер говорил о родителях, но, если те еще живы, — они
навряд ли смогут помочь. Чародей также упоминал в беседах старшую сестру Олану.
А если она не здорова? А вдруг леди Мейс уже умерла?! Но выбора не было.
Две сухие строчки. И будь, что будет…
Оставалось решить пару не менее важных вопросов — как
сделать так, чтобы Олана прибыла в замок и как отправить письмо.
Мужчина достал оставленный магом саквояж с лекарствами и
противоядиями, где между пузырьками прятался один из экспериментов со времен,
когда Родер любил творить чары, — карточка с встроенной в нее формулой
перемещения, на случай если понадобится немедленно прийти на помощь принцу.
Мужчина несколько мгновений рассматривал пожелтевший
прямоугольник.
«А если не сработает?» — сомневался он. А если родственник
не прочитает строку, или прочитает, но окажется в мире проклятия? Второго шанса
не предоставится.
Однако другого пути он не видел. Мужчина зажмурился и вложил
карточку в конверт, поспешно запечатал его, а затем уколол палец, на котором
немедленно набухла рубиновая бусина.
— Только бы в проклятии осталась прореха! — пробормотал он,
растирая кровь. — Только бы не ошибиться в формуле. Только бы…
Он хотел и вместе с тем безумно боялся осуществления своего
плана. Но будь, что будет!
Письмо вспыхнуло красными искрами и пропало. Теперь
оставалось только ждать.
— Простите, леди Олана, — прошептал он, стоя на балконе и
наблюдая за невероятно ярким малиновым закатом, которого прежде не наблюдал. Видимо
столь необычные краски тоже последствие проклятия.
И вместе с горизонтом догорали дни замка.
— Магистр Э. Магия как объект научного познания. Место
публикации — королевская типография…— пробормотала я, дописывая данные в предпоследнюю
каталожную карточку из ящика с буквой «Э» и откидываясь на спинку кресла. Уф!
Терпение и труд все перетрут! А на книгу чуть позднее надо будет обратить внимание,
ведь если все удастся, мал-мальские знания о чарах мне пригодятся.
Яркий полуденный свет проникал через высокие окна с
узорчатыми решетками, оставляя на подоконнике и на полу тени, напоминающие
кружево. Витиеватое переплетение сероватых стеблей и цветов протянулось вместе
с лучами через весь зал, поделив его на две половины — на залитую солнцем и на
ту, где царил спасительный полумрак.